Да, Гримм, на мгновение у Шава появился этот чудной неподвижный взгляд, и челюсть у него отвисла. Ты не отводил от него глаз и никак не мог взять в толк, что с ним такое. Муральт, сказав про снег, продолжал совершенно спокойно:
— Видишь ли, Кальман, это дело с макушкой довольно-таки рискованное. И вот мы хотим знать, как ты его собираешься провернуть. Думаю, вы возьмете его на себя, ты и группа взрывников.
Из взрывников не присутствовал только Немой. Ферро, Филиппис, младший, Шава и Кальман были здесь. Ты украдкой взглянул на Ферро — какое впечатление произвели на него слова Муральта? Ферро их как будто вовсе и не слыхал. Он прислонился к стене своей крупной головой, полузакрыв глаза. Лицо его было неподвижно, только вдруг едва шевельнулись губы, и он сказал негромко:
— Чушь. При чем тут взрывники? Всякий может заложить там, наверху, взрывчатку, поджечь и смотаться.
И тогда — ты помнишь, Гримм, — на Шава нашло. Он весь посерел. Он больше не таращился, а шарил широко раскрытыми глазами по вашим лицам.
— Нет, — сказал он тихо и часто-часто задышал, — нет, Кальман, — сказал он и вдруг отделился от дверного косяка, и скользнул в комнату, и потом вы услышали, как он тихо заплакал, а потом все громче: — Нет, я не могу, только не я, нет, нет…
Вы сгрудились у двери в комнату. Из-за плеча Керера ты видел, что Шава стоит на коленях у своей раскладушки и яростно запихивает вещи в чемодан и в рюкзак. Кальман спросил со зловещим спокойствием, как он иногда умел:
— Шава, куда это ты собрался?
Возможно, кому-нибудь из вас следовало тогда войти в комнату — Кальману, Муральту, а может, и старику Ферро. Войти, схватить Шава за грудки и, не говоря худого слова, врезать ему хорошенько по морде. Может, это привело бы его в чувство. Но никто не вошел. Как на грех, тут был еще этот мальчишка в плаще-накидке. Он сидел за столом у печки и — мимо Луиджи Филипписа — неотрывно смотрел на Шава.
Шава закончил сборы. Он встал, надел рюкзак на спину, поднял чемодан и, обливаясь потом, направился к вам. Он тяжело дышал раскрытым ртом. Ничего не говорил. Быстро подошел к вам, и вы непроизвольно расступились. Он смотрел невидящим взглядом; протиснулся через дверь и, спотыкаясь, вышел.
Вы все столпились у наружной двери и смотрели вслед Шава; рядом с тобой оказался Ферро. Ты обернулся к нему и хотел сказать: «Хоть бы попрощался», но осекся, увидев его лицо. Подбородок Ферро подергивался; он сосал нижнюю губу, водянистые глаза сузились в щелочки и следили за Шава, который уже начал спускаться по дороге. На уровне кухни уже можно было только смутно различить огромный рюкзак, который быстро уменьшался и исчез в сумеречном лесу. И хотя теперь ничего не было видно, лицо Ферро продолжало беспокойно подергиваться, он по-прежнему вглядывался в откос. Он, можно сказать, инстинктивно сунул руку в карман и вынул фляжку, его палец, казалось, независимо от него, сковырнул крышку, а потом на тебя пахнуло резким запахом спиртного, и Ферро стал пить.
— Ну ладно, давайте работать, — сказал Кальман.
И правда, дождь почти перестал, лишь чуть-чуть моросил, вы разобрали свои каски и плащ-палатки, и мальчик вышел вместе с вами. Он шел за вами метрах в пятнадцати, потом стал отставать, и под конец вы услышали его тихий свист в лесу. Несколько протяжных свистков, они быстро удалялись, становились тише и вскоре совсем смолкли. А если и не смолкли, то их нельзя было расслышать здесь, наверху, где снова тарахтели буры и мотор экскаватора шумел, поглощая все другие звуки опять такая чертова трескотня стояла, что ты был просто счастлив уехать от всего этого на своей вагонетке. Ты пустил ее во весь опор, притормаживая только перед стыками. Ну и, конечно, затормозил в самом низу. Нужна сноровка, чтобы при таком уклоне как раз вовремя остановить доверху нагруженную вагонетку. Интересно, видел ли Муральт, как чисто ты это сработал. Ты оглянулся. Но Муральт все еще догружал свою вагонетку. Тогда ты стал смотреть, как щебенка сыплется вниз по склону. А когда ты потом поставил вагонетку на место, ты вдруг снова увидел деревья. Они медленно-медленно наступали на тебя.