Куниц я видел часто. Этих маленьких, серо-коричневых куниц-белодушек, с белыми пятнышками под треугольной головкой, как будто с подвязанными салфеточками. Когда спускаешься по каменной лестнице в подвал, слышишь их писк, а если остановиться, можно услышать глухую дробь маленьких лапок, пробегающих по настилу для яблок, а потом на какое-то время в подвале становится тихо. Когда Роза или моя бабушка запирали меня там, я старался держаться подальше от внешней стены. Я тут же начинал пробираться ощупью мимо крынок с топленым салом прямо к настилу для фруктов. Там я давно облюбовал себе местечко. Через несколько минут снова возникали шорохи, слышался частый прерывистый писк, и вот уже тени вновь скользили по настилу. Первое время я тут же начинал кричать. Тогда они исчезали. Но ненадолго: через несколько минут я уже видел их перед собой на мокром, ослизлом полу. Перебегая с места на место, они подкрадывались ко мне, подбирались к носкам моих сандалий, глядели на меня с настила своими маленькими глазками-бусинками. Я кричал на них, топал ногами, швырялся в них яблоками, но все это давало мне лишь несколько мгновений передышки, и лишь потом, когда я вместо всего этого начал разговаривать сам с собой, негромкое звучание моего голоса прогоняло их насовсем. И так мне приходилось говорить в течение двух или трех часов, и я рассказывал обо всем, что знал, перечислял все то, что видел перед собой, вокруг себя, над собой, стараясь говорить без пауз, не думая ни о чем. И хотя я чувствовал, что куницы где-то близко — время от времени до меня доносились едва слышные шорохи, царапанье или легкое дребезжание бутылок, — все же поток моих слов держал их в узде.
Странно, как я мог забыть все это. Вчера, когда я под вечер, часов в семь, пришел сюда, я снова все это вспомнил. Наверное, для воспоминаний нужна тишина, а здесь тихо, во всяком случае, если закрыть глаза — вернее, уши, — на грохот с цементного завода. В этом одно из достоинств вот таких сараев для лодок. Впереди — открытый выход в Ааре, здесь посредине — узкая водяная дорожка, по обе стороны от нее — дощатые настилы шириной примерно в семьдесят сантиметров каждый. На одном из них я лежу сейчас, подстелив охапку камыша, — я еще вчера нарезал его на берегу. Под голову я подложил свой портфель; позади — входная дверь. Надо мной — толевая крыша, ее поддерживают подгнившие балки; на чердаке, как я установил еще вчера, все те же бачки из-под вара, измятые куски жести, красные с черным. Все это было еще в те дни, когда мы купались напротив, на левом берегу Ааре, лет так двадцать пять тому назад. Здесь меня никто не слышит. Итак: я вернулся случайно. Вчера я случайно возвратился в эти края. Может быть, мне следует сделать небольшое вступление: здесь, в Мизере, прошли, как говорится, ранние годы моего детства. В верхней части города, в одном из старых домов у городской стены. Мне было одиннадцать лет, когда я уехал; сначала я учился в школе при монастыре цистерцианцев в Санкт-Леонхарде, потом четыре года изучал фотографию у Цоллера и Кº в Фарисе. Потом я год стажировался в фотоателье Окье в Обонне, городе к северо-западу от Лозанны; здесь я учился и французскому. После этого я провел полгода в заведении, которое у нас называют рекрутской школой. Через три месяца я уже командовал отделением. «Турель, — говаривал мне мой лейтенант, — вы обязательно должны стать офицером». Но я отказался. Вернулся в Фарис, к моему бывшему шефу. Там я проработал двенадцать лет и могу сказать, что достиг прочного положения и завоевал уважение, работая сначала младшим, а потом и старшим фотографом. Господин Цоллер-старший может в любое время это подтвердить. Он выдал мне отличную характеристику, и я вновь заявляю; слухи насчет причин моего отъезда из Фариса распускают клеветники. Сейчас я не хотел бы распространяться на эту тему; во всяком случае, я оставил фирму Цоллера по взаимному согласию и по собственному желанию. Это произошло примерно год назад. А именно пятого июня прошлого года. За четыре дня до моего тридцатидвухлетия. Я намеревался провести некоторое время здесь, в Мизере, в городе моего раннего детства. Именно так я и поступил. Я сразу же снял квартиру на Триполисштрассе, напротив цементного завода, в доме Иммануэля Купера, торговца тропическими фруктами; это совсем недалеко отсюда, меньше четырехсот метров. Я жил в этой квартире с шестого июня до восьмого ноября прошлого года. Некоторые события побудили меня покинуть город моего раннего детства во второй раз. Это случилось семь месяцев назад. Вчера мой злой рок — или что там еще — снова привел меня сюда, после семимесячного путешествия по всей Юре. За мной нет никакой вины, и я подчеркиваю, что мне известны слухи, которые обо мне ходят. Я намерен обратиться с жалобой в соответствующее учреждение. Зачинщики будут привлечены к ответу, и я без колебаний скажу всю правду.