Коппа встал. Подошел к стойке. Когда трубач или певица замолкали, чтобы перевести дух, слышно было, как он разливает по кружкам пиво. И еще я услышал, как он громко сказал: «Так в чем же дело?»
Один из сидевших за столом ответил ему, но я не мог разобрать слов, не слышал и того, что говорил теперь Коппа, а потом он сказал вдруг: «Хорошо, если я продам кружку пива за пять дней. И что только пьют эти итальянцы? Ни вот столечко — никто сюда и носа не показывает. Сидишь вот так каждый вечер и плюешь в потолок, и все из-за этой истории с Яхебом, и что это с вами случилось…» — и дальше в таком духе. Я видел, как он, все еще ворча, понес кружки к столу, и один сказал: «Хватит, Коппа, ладно тебе», а другой громко добавил: «Да утихомирь ты наконец этот ящик». — «Эрминия, слышишь, приверни…» И тут началось:
— Понимаешь, они сегодня опять вынюхивали.
— А при чем тут я, в конце концов, это ваше дело, и если…
— Ладно, Коппа, перестань. Это мы все знаем. Мы-то здесь, чего ж ты еще хочешь. Они снова вынюхивали. Втроем пришли в сушилку. Мы были там, все дробильщики, и вот он там был, и Кесслер…
— И чего им надо, не пойму.
— Ну их к черту! Мы им так сразу и сказали: ничего не знаем, ясно? Знаем не больше того, что уже говорили здесь другие.
— И чего они хотят? Все те же вопросы. Кто там был. А почему вы пошли туда. Кто первый сказал: «Нужно посмотреть, что там происходит». Что сказал Матис Юли Яхебу. А вы слышали, как жена Вилли Шауфельбергера крикнула: «Кровосмеситель!» А почему и когда именно. Опять все то же, и конечно…
— Сразу после обеда они побывали у женщин, а у Кати и у фрау Вагнер проторчали почти до трех, — это Карл говорил старому Борину. — Но мы им сразу сказали — ничего подобного, просто несчастное стечение обстоятельств; ведь в конце концов кто мог знать, что Юли выкинет такую штуку! И только из-за того, что ему задали вопрос! Имеет же, черт возьми, право общественность знать о таких вещах, и вообще надо полагаться на здоровое народное чутье… — А этот тощий, с негритянскими волосами каждый раз спрашивал одно и то же: «Что вы под этим подразумеваете?» — Подразумеваю, что меня при этом не было. Но был ты или не был, теперь разницы никакой: кто тогда по чистой случайности оказался у ворот завода в четверть седьмого, пусть даже в полседьмого, тот пошел вместе со всеми, а кто по чистой случайности там не оказался, как я, например, потому что мы еще хотели заглянуть к Тамму, — ну, этого я им не сказал, — тот уж, не знаю, либо пошел, либо нет; во всяком случае, если бы кто-нибудь мне раньше рассказал, что Юли продержал ее в своем доме взаперти семь месяцев подряд, я бы тоже поперся, и если вы это хотите записать, говорю я ему, ну что ж, пишите…
— Неприятные типы. Настоящие полицейские в штатском. А один еще под конец спросил: «А кто такой этот Каспар Турель?» Мы смотрим друг на друга: Турель — это, кажется, фамилия фотографа, того, что уехал года два назад. А Кесслер говорит: «Так или в этом роде, вполне возможно». А Карл говорит: «Год назад, не больше, он жил там, у Купера-пророка, если вы имеете в виду фотографа, только не знаю, фотограф он был или просто бродяга, я видел его раза два или три, вечно он ходил с зеленым козырьком от солнца», — и больше нам нечего было сказать.
— Турель его звали, а как же. Было время, он приходил сюда, ко мне, чуть ли не каждый вечер, сидел всегда вон в том углу, а в теплые вечера — в павильоне. Турель — это точно, но вот чем он занимался днем, я никогда толком…
— Конечно, я им ничего не сказал, только: «Нет, я его не знаю». К чему все эти вопросы? Я мог бы им рассказывать целый день. Конечно, я знал фотографа! Его все знали. Когда он сюда приехал, мы как раз сидели на веранде у Юли. Там еще быль Шюль, и сам Яхеб, и еще Кесслер, кажется, это было в субботу, после обеда, духота, туман, ну, Шюль сдает карты и вдруг говорит: «Мак это, что ли?» Мы оборачиваемся, и точно — по насыпи спускается Мак со своим мешком для улиток. «Собирается искать улиток в живой изгороди», — говорит Яхеб, и в это время на светофоре зажигается красный свет, и мы уже слышим, как за домом пыхтит товарняк. Перед светофором он останавливается, дает два гудка. Ну, мы продолжаем игру, и когда я еще раз взглянул на насыпь, я увидел, что там все еще стоит Мак возле изгороди, мокнет под дождичком, посматривает на товарные вагоны, и вот в одном из них отодвигается дверь. Я это хорошо заметил, и Шюль тут еще говорит: «Смотрите-ка, вон там новое явление». И правда: из вагона кто-то вылез, спустился по ступенькам, к нам спиной, достал из-за двери свой багаж. Не успел он еще сойти с насыпи, как поезд медленно тронулся, а этот тип исчез в туннеле. Юлиан Яхеб встал, подошел к столу. «Чудно», — говорит, и тут мы видим, как Мак с приезжим выходят из-за живой изгороди, Мак песет чемодан, и они подходят к мосту через Ааре, там, внизу, туман еще гуще, но можно различить, что у приезжего большая кожаная сумка через плечо, а пальто у него нет, а накидка Мака мелькает некоторое время за старым шинным складом, потом оба исчезают за перилами моста. Вот так он приехал сюда, кажется, это было в субботу, в конце мая, насколько я помню, и Мак рассказывал мне на другой день, что он поселился у Купера-пророка, снял у него подвал. Позже я его несколько раз…