Хотя Вера при таких встречах выполняла роль статиста, эти посиделки были для неё интересны и поучительны, ибо открывали доселе незнакомый мир политических интриг. Она, разумеется, не запоминала фамилий, во множестве звучавших в длительных беседах – иногда за бокалом вина, – однако быстро начала входить в суть обсуждаемых вопросов, далеко не всегда понимая их глубинные смыслы.
Особенно врезался в память визит к некоему Валерию, по словам Аркадия, человеку, не обременённому должностями, однако состоятельному и весьма в местных кругах влиятельному. Его большой домашний кабинет со старинным резным письменным аэродромом производил впечатление. Под высоким, тоже резным, торшером уместился уютный уголок из трёх кожаных кресел и стеклянного кругляша для кофейного сервиза или бокалов. И едва Аркадий вальяжно расположился в одном из кресел, как сразу продолжил разговор, видимо, начатый днём, в неподобающей для откровений обстановке.
– Значит, у вас, Валерий, нет абсолютной веры в то, что российский маятник после Путина качнётся в сторону прозападных настроений?
– Понимаете, Аркадий Михайлович, – неторопливо, басовито и манерно, даже фигуристо заговорил Валерий, – я хотел бы выстроить наш обмен мнениями не на моих пожеланиях, кои, насколько я полагаю, у нас с вами одинаковы, а на обзоре сомнений в реальности чаемых нами целей. Некоторые разночтения будут проистекать не из различия позиций и принципов, а из намеренно обостряемых мною оценок ситуации.
– Отлично! – воскликнул Подлевский. – То есть мы не будем поддакивать друг другу, а, как принято говорить в известных кругах, пойдём на глубину?
– Вот-вот, совершенно верно.
– Тогда обоснуйте, пожалуйста, причины, как вы аккуратно сказали, отсутствия у вас абсолютной уверенности в успехе нашего общего дела.
– Есть несколько соображений. Во-первых, за Путиным не просматривается солидное число мощных финансово-экономических групп.
– Это почему же?
– Видите ли, в провинции народ простоватый, однако сообразительный. Ответ на ваш вопрос уже дан. И дали его не здешние изощрённые мыслители – он прилетел из-за лужи.
«Назвать океан лужей – это крепко! Сразу ясно, о чём он ведёт речь», – мысленно восхитилась Вера. А Валерий продолжал:
– Тех, кто с Путиным, Уайтхауз пометил санкциями и угрозой конфискаций капитала. Но обратите внимание, об элитном либеральном ядре – будь то Кудрин, Греф, Набиуллина, несть им числа – ни звука! Они на балу удачи. Что из сего следует? Из этого, с вашего позволения, вытекает важнейшее обстоятельство российской действительности: наша финансово-экономическая элита расколота. Корректнее говоря, в среде олигархата сложились прозападная и национально-сознательная, так сказать, свидомая группы.
Подлевский недоумённо пожал плечами, но потом задумался, насупился и сказал:
– Неужели вы всерьёз верите, что американская затея с нажимом на наших олигархов может привести к потрясениям, угрожающим Путину?
Валерий громко, раскатисто рассмеялся:
– Батюшки мои! Вы меня не поняли, Аркадий Михалыч. Я не о текущих выборах говорю – с ними всё ясно. Но буквально с 19 марта элитные кланы начнут отчаянную борьбу за кандидатуру преемника Путина в 2024 году, потому что объективно Владимир Владимирович становится в некоем смысле «хромой уткой» – начнётся последний срок. Аркадий Михалыч, вдумайтесь! – Валерий заговорил оживлённо: – Перед нами калька событий столетней давности, когда из-за элитной свары власть выпала из рук правящего слоя и её подхватили большевики. Аркадий Михалыч, мы с вами говорим о перспективах. А для меня перспектива – именно двадцать четвёртый год, который может угрожать смутой. Кстати, возможно, вы не обратили внимания, что в прессе слово «смута» звучит всё чаще. Журналюги уже гадают, кто кого через шесть лет отматильдит. Никто не забудет, как с Улюкаем расправились.
Вера заметила, что лицо Аркадия стало загруженным. Он, видимо, с трудом пережёвывал услышанное и, чтобы не продолжать острую тему, вернулся к исходной точке:
– Но вы говорили о двух причинах. Какая ещё?
Хозяин кабинета понял, что копнул слишком глубоко, и, облегчённо откинувшись в кресле, перешёл на размеренный солидный тон:
– Наш административный, проще говоря, бюрократический слой проиграл битву за умы народа. Народ отчуждён от власти не только региональной, даже местной, живут отдельно – как пчёлы и мухи. Скреплявший общество социальный клей высох. К власти люди относятся несочувственно, постепенно стервенеют, через пару лет по захолустьям до протестаций может дойти. Интелли, вроде нас с вами, просвещаются по книгам, через Интернет. А народ-то… его сама жизнь учит – кругом несправедливость. Народ сегодня – как горох при дороге: кто мимо идёт, тот и щиплет. Помните перестройку, святых демократов, свергавших монополию КПСС? – Рассмеялся. – Кстати, знаете, как в провинции в ту пору называли ЦК КПСС? Набор глухих согласных! У нас умеют словечком пригвоздить… Так вот, перестроечные прорабы в 90-е выродились в презренных