Формально разговор завершался на примирительной ноте, но Вера не поняла этого краткого «Учту». Возможно, Аркадий впредь не будет брать её с собой на такого рода встречи. Но, может быть, наоборот, постарается подробнее разобъяснить сложности современной провинциальной жизни. Однако в любом случае по их отношениям пробежала трещинка непонимания – всего-то с волос, тонкая, но известно, треснутый или клеёный фарфор уже не звенит. И это означает, что настороженность, смущавшая Веру, не была напрасной. Более того, теперь эта настороженность обретает чёткую форму: Аркадий – тот ли человек, за которого себя выдаёт?
Но внутренний голос, склонный к сомнениям, вдруг выдал побочную мысль: странно, а вот склеенная скрипка звучит ещё лучше.
Из командировки на Урал Борис Семёнович Хитрук вернулся в смятении. Это неприятное, сосущее, лишающее покоя чувство охватило его впервые в жизни. Формально поездка удалась. Серия плановых встреч, подготовленных Подлевским, была содержательной. А его негласное присутствие на заседании областной торгово-промышленной палаты, которое стараниями Подлевского приурочили к командировке важного московского гостя, Хитрук и вовсе считал знаменательным. Он был переполнен пониманием текущей провинциальной жизни, что позволяло составить информативную и глубокую записку на имя главы президентской администрации, которая наверняка ляжет на стол адресату.
Но следует ли быть откровенным до конца? Смятение, охватившее после услышанного на Урале, призывало к осторожности – как бы не прослыть паникёром-алармистом, сгущающим краски. Однако серьёзные опасения за судьбы завтрашнего дня требовали полной достоверности. Потом могут предъявить претензии: вовремя не сигнализировал! Прошляпил или не сумел оценить важность зарождавшихся процессов?
Обычно Борис Семёнович садился за написание аналитических записок сразу после командировки, по горячим следам. Но на сей раз сами события подталкивали не торопиться: у кремлёвского начальства предвыборная горячка, все заняты текущими делами, даже замам главы администрации не до оценок следующего политического цикла. Вдобавок появление в списке кандидатов совхозного Грудинина потребует коррекции предвыборной партитуры. Грудинин может взять до двадцати процентов, и тогда откровенная уральская записка Хитрука заиграет другими красками. С такими обстоятельствами текущего момента торговаться было бессмысленно.
Эти размышления отчасти успокоили Бориса Семёновича. Объективно возникшая пауза, во-первых, давала возможность всё обдумать ещё раз, а во-вторых, интрига с Грудининым могла изменить послевыборную ситуацию во власти. В итоге Хитрук твёрдо решил выждать. Однако командировочные впечатления не отпускали. Он прокручивал в памяти то, что услышал на заседании провинциальной торгово-промышленной палаты, не уставая поражаться не столько критицизму тех дебатов, сколько их высокому интеллектуальному уровню. «Вот она теперь какая, эта провинция! – буравило в мозгу. – Да-а, с ней надо быть начеку».
На Урале действительно произошло нечто. Если бы не видел своими глазами, если бы не слышал своими ушами, не поверил.
Заседание ТПП назначили в фойе местного драмтеатра. Посредине взгромоздили овальный стол с микрофонами для спикеров, – видимо, из реквизита, вокруг расставили укороченные ряды вынесенных из зрительного зала мягких кресел, где расселась публика – по прикидкам человек двести, которые возгласами и хлопаньем выражали «уважуху» ораторам. Две большие люстры «под хрусталь» и бра на стенах придавали происходящему сценический, постановочный вид, и казалось, зрители исполняют роль греческого хора. Возможно, психологически давила сама театральная атмосфера.
Хитрука предупредили, что заседания здешней ТПП проходят бурно, в дискуссиях преобладают критиканские мотивы. Но то, что он услышал, далеко выходило за пределы местных проблем. Первый же оратор, невысокий, лысоватый, с брюшком, задрал планку выступлений на такую высоту, какой и в столице редко достигают.
– Коллеги! – начал он. – Дабы наш разговор не выродился в очередную перебранку по поводу экономической модели, властвующей в России, хочу напомнить о… гарвардском апельсине.