Тут взорвалась Вера:
— Ничтожную книжонку «Гарри Поттер» через бешеную рекламу эти вымышленники объявили главным воспитателем детского поколения.
— Вот и получается, — завершил горькую жалобу Донцов, — одну ногу занесли в будущее, в завтра, а другая завязла в прошлом. Самая неудобная, самая невыгодная поза. И очень для державы опасная, по шву может лопнуть. У меня от этого травма сознания.
— Но ты вопрос так и не сформулировал, — улыбнулась Вера. — Возбужден питерским мальчишником и до сути не добрался.
— Нет, суть я как раз высказал и вопрос задал, ты меня поняла, по глазам вижу. Но вот еще о чем хочу сказать. Безмерно богат, многозначен русский язык. Послание Федеральному собранию, где от президента ждали предвыборной стратегии, вышло, извини за моветон, неким посыланием. Послал куда подальше ожидания ясности экономического курса. Тайны русского корнесловия всю подноготную приоткрывают. А еще этот прорыв в технологическое завтра темпами, превышающими мировые. Но слово «прорыв» имеет и противоположное значение: прорвать может дамбу, спасающую от наводнений, и всех затопит. Что за олухи придумывают ему сомнительные девизы со взаимоисключающими смыслами? Из подгузников не вылезли эти виртуальные извращенцы. Кстати, после выборов «Прорыв!» практически исчез из политического обихода, из СМИ. Слова у нас дрессировать научились... Какой прорыв? Министры бубнят о снижении темпов роста ВВП. Ну, я на эту тему могу говорить часами. А вопрос к тебе могу повторить.
— Наконец-то!
— Вот судили-рядили три мужика, болеющих за судьбу России. Хотя таких мужиков и баб превеликое множество. Так что же нам делать? Что им делать, чтобы воспряла Россия? Давай чокнемся без тоста, и ей-бо, буду терпеливо ждать ответа на эти проклятущие вопросы, хотя ответа не существует.
Вера, подперев кулаками подбородок, сидела, уставившись на старую увеличенную фотографию донцовских крестьянских предков в стилизованной под столетнюю давность раме. Но, поглощенная мыслями, не разглядывала ее, большое серое пятно на стене перед глазами помогало сосредоточиться на внутреннем созерцании. Наконец сказала:
— А почему ты считаешь, что на эти вопросы нет ответа? Меня те же мысли изводят, пусть по-своему. Что делать миллионам русских людей, не готовых мириться с новым строем жизни? Умом, отстраненно понимаю, что катастрофа Союза не может пройти бесследно для поколений, задетых ею. Но как быть, как жить эмоционально? В бессонные ночи «Слово о полку» из головы нейдет: «печаль жирна течет среди земли русской». И знаешь, Витюша, мне кажется, нашла ответ.
— Нашла? Не может быть! Какой?
Вера рассмеялась:
— Все-таки «не может быть» или «какой»?
— Какой, какой?
— Прямые действия ты верно назвал бредом, чушью. Кроме новых великих бед, они ничего не дадут. Технологически власть сегодня сильна, как никогда, так исхитрилась, что конкуренция с ней — дело пустое. Снова говорю: в политике я неофит, а свежему, не замыленному взгляду неприступные властные редуты особенно заметны.
— Так что, что же делать? — нетерпеливо в очередной раз воскликнул Виктор. — Говоришь, что нашла выход...
— Да, нашла! — неожиданно твердо сказала Вера, глаза в глаза глядя на Донцова. — Знаешь, что нам, Витюша, нужно? Нам — это и нам с тобой конкретно, и каждому русскому человеку, озабоченному судьбой родины. Знаешь, что? — Сделала, нагнетая внимание, паузу и спокойно, без эмоций, без накала, произнесла: — Даже в ненастные дни жизни русскому человеку надо оставаться самим собой — это наша главная сила. Какие мы есть, такими и должны быть. В народе огромная мощь живет, века учат. Это разговор долгий, у меня все продумано, все плюсы-минусы учтены. Но суть в том, что и на Руси, и в России те, кто переставал быть самим собой, так или иначе довольно быстро превращались в пену, которую смывали волны времени. А материк народа, коренная его основа, живущая в ограде православной церкви, она интуитивно остается сама в себе, и эта сила народных недр всегда берет верх. Пена каждый раз уходит, чужая кожа сползает. Не получается натянуть западную униформу на великие русские пространства. И незачем нам страшиться цивилизационного одиночества России. Слишком велик у нее запас смиренномудрия, выдержки, неприхотливости, исторического долготерпения. Из-под кнута никто не в силах с нами совладать — ни наемная сабля, ни доморощенные обуздатели. Меня эти мысли согревают.