К лицу ли гению повторять рифмы? (Исключая, конечно, сказочные канонические троекратные повторы «Ветер по морю гуляет/И кораблик подгоняет».)
…Онегин получил письмо, нашёл девушку на лавочке в саду и говорит:
Что такое «ваши совершенства», когда речь идёт о 17‑летней девушке? Это так называемые «девичьи прелести».
Пушкин — в тот самый момент, когда сочиняет эту отповедь Онегина — пишет письмо Анне Керн, которая «чудное мгновенье, гений чистой красоты».
Пушкин — А. П. Керн
13–14 августа 1825. Михайловское
Разве у хорошеньких женщин должен быть характер? главное — это глаза, зубы, ручки и ножки…
Это ещё очень вежливо: «зубы». А мог бы грубо написать «запах». И это очень скромно: «ножки». А мог бы откровенно написать «формы».
Через три с лишним года (по календарю романа) Онегин влюбился в замужнюю Татьяну и сочинил ей письмо:
Внимать вам долго, понимать
Душой всё ваше совершенство,
Пред вами в муках замирать,
Бледнеть и гаснуть… вот блаженство!
Снова рифма «блаженство/совершенство». Как же так? ведь уже использовал.
Но были «совершенства», стало «совершенство» — единственное число.
Совершенство (в единственном числе) — это душа. Совершенство души. Онегин же говорит «понимать душой». А душой только душу и понимают. Инструмент всегда соответствует объекту: в телескоп смотрят на звёзды, в замочную скважину — на соседку, гормонами — на формы. Духи — носом. Душой — душу. Совершенства (прелести) его сейчас не интересуют.
Совершенства — много. Совершенство — одно. Разница приблизительно та же, что божки (идолы) и Бог.
Боги (множественное число) несовершенны, уязвимы, их даже человек может ранить. У Гомера в «Илиаде» герой Диомед ранил даже двух: богиню любви Афродиту и бога войны Ареса.
Совершенства — тленны; ланиты и перси дрябнут, волосы и зубы редеют.
Совершенство — бессмертно — это же душа. Тело Микеланджело истлело, а в Сикстинскую капеллу приходит пять миллионов в год.
Пушкин, возможно, рассчитывал, что какой-нибудь внимательный читатель заметит, поймёт и усмехнётся. Но, увы, даже Достоевский — величайший знаток души — в своей знаменитой исторической «Пушкинской речи» 8 июня 1880 года (опубликована им в «Дневнике писателя») пишет:
«Онегин совсем не узнал (то есть «не понял») Татьяну, когда встретил её в первый раз, в глуши, в скромном образе чистой, невинной девушки, так оробевшей пред ним с первого разу. <…> Да и совсем не мог он узнать её: разве он знает душу человеческую? Это отвлечённый человек, это беспокойный мечтатель во всю его жизнь. Не узнал он её и потом, в Петербурге, в образе знатной дамы, когда, по его же словам, в письме к Татьяне, "постигал душой все её совершенства"».
Не заметил.
И ни у Лотмана, ни у Набокова, ни в одном переводе, даже самом лучшем, этот гениальный фокус, где с изменением числа отменяется тело и возникает душа, — нигде, никогда, ни слова…
Переводчики ахнули.
Часть III
VII. Индеса
Как понять гения? «Онегин, добрый мой приятель» — Пушкин рекомендует нам своего товарища, рассказывает, как приятель из постели в ресторан, оттуда они вместе в театр, потом на бал, а до, после и в промежутках амуры-амуры-амуры. И вдруг, ближе к концу Первой главы, читаем:
Сперва Онегина язык
Меня смущал; но я привык…
Что?! Язык Онегина смущал Пушкина? Почитайте его письма — полно слов, которые в академических изданиях стыдливо заменены чёрточками (по числу букв). Это он мог смутить любого; похабщину и мат употреблял влёгкую, шла ли речь о поэзии, журналах, друзьях, знакомых дамах.
«Онегина язык меня смущал» — откровенная несуразность этих слов была очевидна врагам и смешила друзей. Автор валяет дурака, как и там, где притворно отрекался от любовных похождений: мол, это потому пишу, что сам давно уж не грешу.
Чей язык действительно смущал людей? Чьи шутки были на грани, а часто и за гранью допустимого? — Пушкина.
С. Т. Аксаков — С. П. Шевырёву
26 марта 1829
С неделю тому назад завтракал я с Пушкиным, Мицкевичем и другими у Мих. Петровича (Погодина). Первый держал себя ужасно гадко, отвратительно; второй — прекрасно. Посудите, каковы были разговоры, что второй два раза принуждён был сказать: «Господа, порядочные люди и наедине и сами с собою не говорят о таких вещах!»