Немой Онегин

Сбылось. Его портрет теперь во всех учебниках. И какая точность предвидения! На прославленный портрет таращатся именно невежды и повторяют «Пушкин наше всё», будучи не в состоянии и одной строфы прочесть наизусть и без ошибок.

Невероятная «лестная надежда» через 13 лет превратилась в уверенность:

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастёт народная тропа,
Вознёсся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру — душа в заветной лире
Мой прах переживёт и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,
И назовёт меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык…

Да-да, все называют, но не читают.

ХCIII. Главный герой

Так о ком роман? Об Авторе узнаём в миллион раз больше, чем о герое.

В романе названы приятели Пушкина (Дельвиг, Вяземский и др.); не раз (хоть и намёками) сказано про ссылку; всюду его пристрастия, мысли, чувства, воспоминания, вкусы, мечты — и всё ярко и с подробностями. А у главного героя всего один приятель — выдуманный Ленский, да и тот «от нечего делать».

Автор полон ума, юмора; Евгений же — сухой, пустой…

Есть некая побочная глава. Называется «Отрывки из путешествия Онегина».

Уважаемый читатель, помните ли, чем кончается «Путешествие Онегина»? Почему-то все помнят начало «Онегина» («мой дядя» и т. д.) и никто не помнит ни начала, ни конца Путешествия. Да и само оно в памяти людей почти отсутствует.

«Путешествие Онегина»? Просто обман. Никакого Онегина там нет. Ни Онегина, ни Татьяны, ни приключений героя, ни его мыслей. Герой романа не завёл на курортах Чёрного моря ни одного романа. За два года не написал Татьяне ни одной открытки. Там только Пушкин:

Я жил тогда в Одессе пыльной
Я жил тогда в Одессе грязной
Я жил тогда в Одессе влажной

Я, Я, Я… и вдруг — среди прогулок и гулянок Пушкина — торчат три строчки:

Спустя три года, вслед за мною,
Скитаясь в той же стороне,
Онегин вспомнил обо мне.

Дальше опять Я, Я… Простите, это кто о ком вспомнил? Смешно. Выдумка вспоминает выдумщика, персонаж вспоминает автора. Но разве так не бывает? Разве тварь не вспоминает творца? Буратино, например, часто вспоминал папу Карло. (Не поддавайтесь на провокацию. И старый алкаш, и занозистая деревяшка — равноправны, точнее — бесправны, ибо оба — куклы в руках автора.)

«Онегин вспомнил обо мне». Жаль, герой не написал Автору письмо с брегов Терека на брега Невы, раз уж вспомнил. Вот было бы чудо: письмо Онегина Пушкину (интересно, помянул бы он Татьяну хоть единым словом?), а потом ответ Автора персонажу.

Неужели этого нет вообще в мировой литературе? Есть романы, где рассказчик говорит с героями (например, «Бесы»), но переписываться…

Онегин вспомнил обо мне — это Пушкин спохватился, что пишет «Путешествие Онегина», а Онегин пропал — ни слуху ни духу; от него осталась только онегинская строфа — формальный признак.

Почему Пушкин не взял Онегина с собой? — вопрос серьёзный, важный.

Онегина там нет. Пушкин иногда вставляет (для приличия?) прозаическое пояснение: «Онегин посещает потом Тавриду». А дальше — знаменитый пейзаж:

Прекрасны вы, брега Тавриды,
Когда вас видишь с корабля
При свете утренней Киприды,
Как вас впервой увидел я;
Вы мне предстали в блеске брачном:
На небе синем и прозрачном
Сияли груды ваших гор,
Долин, деревьев, сёл узор
Разостлан был передо мною.

Киприда вообще-то светит еле-еле. Это ж не Аврора (заря), не Гелиос и даже не Селена. Киприда — Венера, она уже светила Автору в Элегии, а здесь просто ради рифмы. Однажды на брегах Тавриды при свете утренней Киприды отведать жареной ставриды и вспомнить мартовские иды случайно довелося мне, скитаясь в той же стороне.

«Увидел я», «передо мною» — это всё Пушкин, а вовсе не Онегин. Экспертом на нашей стороне выступает арифметика. В «Путешествии Онегина» про Онегина 3 строфы, а про Пушкина 12. Ну и кто кого?

Онегин — фантом: ни слова, ни дела, а Пушкин гуляет, ест устриц, пьёт с друзьями, вспоминает любовное приключение.