Далее комментаторы XX века объясняют Вандикову Мадонну — про Ван-Дейка, Вандейка, ван Дейка и фламандскую школу живописи. Крупная соль светской злости пропала даром.
Зато знаменитейший комментатор XIX века эту сцену заметил и описал. Цитируем с восторгом:
Случай свёл Онегина с Ленским; через Ленского Онегин познакомился с семейством Лариных. Возвращаясь от них домой после первого визита, Онегин зевает; из его разговора с Ленским мы узнаём, что он Татьяну принял за невесту своего приятеля и, узнав о своей ошибке, удивляется его выбору, говоря, что если б он сам был поэтом, то выбрал бы Татьяну.
Без смеха читать нельзя. Великий Неистовый Виссарион (русский литературный критик № 1, натолкавший в одну фразу девять местоимений) не понял издёвки и выглядит ещё наивнее, чем юный Ленский. По стилю этот комментарий Белинского — стандартная макулатура типа «Вся русская классика за 20 минут»:
«В один из вечеров Ленский собирается в гости к Лариным. Онегину такое времяпровождение кажется скучным, но потом он решает присоединиться к другу, чтобы взглянуть на предмет его любви. На обратном пути Евгений откровенно делится своими впечатлениями: Ольга, по его мнению, заурядна, на месте юного поэта он выбрал бы скорее старшую сестру».
Если этой дряни нет в портфеле вашего ребёнка, загляните в интернет — на всех сайтах одно и то же.
Увы, и в Вахтанговском спектакле не раскрыт издевательский смысл вопроса «которая Татьяна?». Хотя эти слова звучат на сцене, но впустую. Театральный Ленский реагирует только на глупую луну. Ничего, скоро Онегин достанет его до кишок.
Часть VII
XX. Грязные танцы
Смотри-ка, в последнем абзаце предыдущей главы мы незаметно вернулись в партер Вахтанговского театра. А на сцене уже третий (и последний) визит Онегина в дом сестёр Лариных.
Скандал с Ольгой — скандал, который приведёт к дуэли, — Онегин тоже устроил хладнокровно, расчётливо, профессионально. Но Ленский сам виноват: затащил друга в провинциальное сборище сброда (Ахмадулина), а тот пошлую толпу терпеть не мог.
«Никого не будет»? — ладно. Онегин сдался. Приехали — а там адская давка, человек сорок: Скотинины с кучей детей, Петушков, Буянов (двоюродный брат Пушкина, дитя Василия Львовича), мосье Трике, ротный командир с полковым оркестром, какие-то Харликовы, Фляновы, Гвоздин… Все с дочерьми! все с собачками! с грудными младенцами!
Ад, говорю вам, ад. Онегин понял, что влип (и ведь не уедешь!), рассвирепел — и на себя, но больше на Ленского; ладно, думает, я тебе устрою. За что? Всего лишь за то, что нехотя припёрся туда, где ему никто не интересен, где неминуемо обжорство, скука, проклятая брусничная вода, и где за столом перед ним, прямо напротив, сидит Татьяна, бледнеет, краснеет, роняет слёзки.
Сейчас Онегин на глазах жениха, на глазах у всех опозорит Ольгу. Он приглашает её на танец, и она радуется — лестное внимание столичного джентльмена принимает за чистую монету. А это грязный капкан. Ольга для него лишь инструмент.