- Ну-с, господин Смирнов, я вижу, вы делаете серьёзные успехи? - Доктор Боткин как всегда учтив и интеллигентен. - Температура отсутствует третий день, аппетит - сам завидую, глядя на вас! С сегодняшнего дня можете приступать к пешим прогулкам в парке. Разумеется, под присмотром... - он оборачивается к выходу и добродушно улыбается. Где-то там, за дверью, вердикта эскулапа ожидает Елена Алексеевна. - В общем, под присмотром сами знаете, кого!
Я покорно киваю - чего уж там, присмотр надо мной таков, что... Что муха не пролетит! За ту неделю, что я пришёл в себя, Елена Алексеевна не отходит от меня ни на шаг. Евгений Сергеевич, между тем, продолжает прохаживаться взад-вперёд по комнате, поглядывая на меня с любопытством:
- Признаться, в моей практике вы уникальный случай! После подобного ранения, да с такой кровопотерей... Как правило, шансы выжить после повреждения лёгкого и без того невелики, но вас, милейший, спасает Господь, не иначе! Кстати, мне никак не даёт покоя ваш шрам в подбрюшье...
Боткин подходит с явным стремлением сдёрнуть с выздоравливающего одеяло. Выздоравливающий же, однозначно не желая касаться данной темы, с упорством сумасшедшего натягивает его на себя. Удивлённо оглядев непокорного больного и пробормотав что-то вроде 'ну да, ну да', врач задумчиво отходит в сторону. Впрочем, коснуться запретной темы будущего придётся в любом случае. Деваться некуда.
Вообще доктор Боткин - невероятный интеллигент и профессионал, это прослеживается в каждом его движении. Спокойный, уравновешенный, никогда не повышающий голоса и умеющий внимательно выслушать собеседника человек. Его бы в наше время да оборудования ему подбросить соответствующего, но... Я, кстати, уже целую неделю мучаюсь во время его визитов, собираясь рассказать о некоторых медицинских достижениях... Ну, хотя бы двадцатого века, что ли... Что смогу, во всяком случае. И возможно, сейчас тот самый момент:
- Евгений Сергеевич! - начинаю я. - Мне приходилось немало путешествовать, и... - я старательно подбираю слова.
- И?.. - выходит врач из задумчивости.
- И один из стариков в одной глухой сибирской деревне... По фамилии Вишневский, между прочим, поведал мне рецепт одной чудодейственной мази... - выпаливаю я, красный от стыда. Врать всё же так и не научился толком.
- Мази для чего? - немедленно реагирует Боткин.
- Мази от... Ну... От гноящихся ран! Он сообщил мне три компонента, но я уверенно помню лишь два: дёготь с касторовым маслом. А вот третий... Ксерок... Ксило... Не помню!!!
Я морщу лоб. Оказывается, не так-то это и просто, сообщать девайсы будущего предкам! Ну, что вот за хрень этот третий, последний компонент? Боткин мне, судя по недоумённому лицу, помогать явно не собирается. Не хочет, или не знает? Я с надеждой смотрю на Боткина, но лицо его остаётся непроницаемым. Вот же, блин...
- Не помню! - сдаюсь, наконец, я. - Евгений Сергеевич! Раз мне можно начинать гулять в парке и вообще, могу я, наконец, встретиться с господином Спиридовичем? Я у вас тут как в тюрьме, ей-богу!
- Можете. Более того, - он смотрит на часы, к обедне вас должен навестить государь, так что приготовьтесь, я ничего не имею против. Поскольку, голубчик, ваша жизнь теперь вне опасности... Да, за дверью ожидает господин генерал-адъютант Его Величества...
- Павел Иванович?!..
- Господин Мищенко.
- Так чего же мы ждём?!
- Куда вы, молод... Да стойте же!..
Но я ничего не слушаю. Вскочив с кровати почти в чём мать родила, подштанники не в счёт, я шлёпаю босиком к двери. Мищенко, родной ты мой... Ну, наконец-то! Как же мне тебя не хватало!
Наплевав на угрожающие вопли Боткина за спиной, я распахиваю дверь и позабыв о субординации немедленно падаю в крепкие, пахнущие табаком, объятия. Павел Иванович, дорогой... Твёрдый ком подкатывает к горлу, мешая что-то сказать. Сказать о том, к примеру, что меня тут едва не убили, и я месяц провёл в коме... Что как же меня задолбало это всё, и вообще - почему так долго-то? Я неделю уже в сознании, так какого лешего не пришёл раньше?! А?!..
- Гм... Господин флигель-адъютант, подштанники - не лучшая форма одежды, прошу заметить! - шепчет мне в ухо знакомый голос. - Учитывая, что на нас смотрит дама.
В запальчивости я даже не замечаю стоящую рядом и старательно отворачивающуюся Елену Алексеевну... Кажется, улыбающуюся. Какой позор! Мищенко тоже сияет, словно тульский пряник. И пока я мчусь за одеждой, красный от стыда, как рак, громкий голос Мищенко обрывает недовольное ворчание Боткина:
- Евгений Сергеевич, покорнейше прошу разрешить мне переговорить с вашим буйным пациентом с глазу на глаз! Дело срочное, отлагательств не терпит. Дадите час?