Глубоко затянувшись, я выпускаю облако дыма в верхний левый угол окна, где в паутине должен сидеть ещё один житель моей квартиры, небольшой паучок. Я его не трогаю, он меня тоже, но пусть мирится с привычками хозяина, раз уж поселился.
'Что принесёт новый день? Куропаткин уже в Царском Селе, прибыл. С Еленой Алексеевной мы перекинулись парой слов накоротке - я предупредил, что в девять подъеду к торцевому входу во дворец, пусть будут готовы... Огребся бы, конечно, от Николая за самоуправство с автомобилем, останься я здесь... Однако, на фоне остальных моих прегрешений это - несущественная мелочь. Во дворце всю вторую половину дня царят тишина и спокойствие, после нашего с царём разговора меня никто не трогал и не вызывал. Что, наверное, естественно, но... Но перед бурей ведь тоже - всегда штиль?..'.
Щелчком я отправляю окурок на улицу. Прочертив в ночи след подобно метеору, тот рассыпается на искры. Неприлично, неэтично, возмутительно, но... Но тут все так делают, и я уже привык!
'Итак, завтра... Завтра я с Куропаткиным и Еленой Алексеевной еду на автомобиле в Гатчину, привожу их обратно, и...'
И тут, ясно представив себе Елену Алексеевну, даже услышав звук её голоса в тишине я окончательно понимаю, что никуда-то я отсюда не уеду! Потому что с ней - нельзя, а без неё - нельзя ещё больше. Просто, не смогу. Так как люблю.
Остаток ночи проходит ужасно: извертевшись вконец, я не знаю, где приютиться на огромной двуспальной кровати. Проваливаясь в полудрёму и выпадая обратно, в реальность, я вижу во сне то сюрреализм в образе огромных пауков, затаившихся в Александровском дворце - липкой белой паутиной переплетены огромные залы, все стены и коридоры... А когда я, в панике, бросаюсь к спасительному выходу, то немедленно запутываюсь в клейкой массе, чувствуя, как шершавые лапы неумолимо подтягивают меня обратно...
То вдруг оказываюсь посреди огромного поля с пожухлой, выцветшей травой. Под ногами видна теряющаяся в тумане старая дорожная колея, а рядом, в нескольких шагах стоит группа людей в военных мундирах. Их немного, но лиц не разглядеть - всё скрывает дымка...
Несмело подойдя к ближайшему, я робко касаюсь его плеча:
- Сударь, подскажите, где мы?..
Он поворачивает мертвенно-бледное лицо, и внезапно я узнаю в нём лейтенанта Данчича.
- Борис Арсеньевич?!.. - удивлённо восклицаю я. - Но вы же тогда погибли на 'Суворове'! Я сам видел, мы вместе стояли на мостике... Как вы здесь?..
Ничего не отвечает лейтенант 'Суворова', грустно глядя на меня. Лишь подняв руку, молча указывает на остальных.
- А вы... - трогаю я за рукав шинели следующую фигуру. Человек оборачивается, и становится видна седая адмиральская борода. - Зиновий Петрович?! Я же читал, вы скончались...
Молчит и он, сурово взирая на своего странного гостя, подобранного когда-то в морских волнах его эскадрой.
Внимательно всматриваясь в лица, я иду мимо застывших людей: вот наместник Алексеев вопреки привычке приосаниваться, стоит ссутулившись, как простой человек- странно, на нём надет адмиральский мундир, я встречал его только в генеральском? Линевич совсем рядом, словно только что двое этих офицеров вели беседу...
Не хватает двоих - графа Витте и ещё одного, на сей раз, очень близкого мне человека, я точно знаю, что он должен здесь быть! Он-то не станет молчать, друзья этого не умеют! А я ведь так сильно по нему соскучился! Где же он?!..
В панике, боясь не найти товарища, я хожу и хожу между ними, высматривая знакомую стройную фигуру... Наконец, я замечаю и её - вон он, стоит чуть поодаль, скрестив руки на груди!
- Аполлоний!!! - радостно подбежав к нему, хлопаю я его по плечам. - Я знал, друг, знал, что ты жив! Ну скажи, признайся - где ты пропадал всё это время?! Я ведь и не верил, слышишь, что они тебя похоронили в море... Я никогда не верил, слышишь меня? Понимаешь?! Не ве-рил...
Матавкин ничего не отвечает, лишь грустно мне улыбаясь. Может, он обижается, что я ему 'тыкаю', раньше ведь мы всегда общались на 'вы'? Матавкин, да плевать на эти условности, мы же друзья?.. Знаешь, как мне тебя не хватало, знаешь?!..
Я ещё продолжаю что-то ему тараторить, а он, скрестив руки на груди, всё так же молчит... И в глубине души я уже догадался - почему. В чём причина безмолвия всех их... Наконец, останавливаюсь и я, прикусив язык - мёртвые тебе не ответят. Как бы нам, живым, этого не хотелось. Даже во сне...