— Ах, сестрица, и откуда у тебя время берется на все это? — удивлялись подружки.
— Ни блошки! — завидовали они, с ног до головы искусанные блохами, казалось, на них места живого не было — все тело будто шилом истыкано. У Северии же ни на шее, ни, как можно догадаться, на теле ни единой отметинки.
— Видать, на особой земле ваша клеть стоит или аир их отпугивает, — удивлялись подружки, не ведая того, что блохи откладывают яички в пыль да грязь, а не выметешь сор — не выведешь и блох.
В хорошо проветренной клети не отдавало ничем — ни затхлостью, ни бабьим духом. И все же стоял в ней особый аппетитный аромат, который так и манил сюда подружек.
Вот Магде. Она стоит в дверях, придерживая что-то за пазухой. Разговаривает с Северией, а сама не решается признаться, что ее сюда привело. Но Северия и сама смекает.
— Давай-ка сюда ломтик, чего там. Тебе каких: рыжиков, груздей, а может, волнушек или подберезовиков? Сегодня пятница, и я уже успела всю семью квасными грибками угостить. Ну ладно, авось что-нибудь да осталось, — говорит она, а сама двигает горшочки и снимает с них гнет и сверкающие чистотой крышечки в поисках грибка для подружки.
— Ах, просто пальчики оближешь! И как это тебе удается! Сегодня пятница, а постничать нечем. Схожу, думаю, к Северюте, не найдется ли у нее грибков. Ну, спасибо за угощение — просто объедение!
Вот какими запахами была пропитана летом клеть Северии. Зимой же чуткий нос мог уловить аромат клюквы и брусники, если его, правда, не перебивал запах мяты, ромашки и чебреца.
Самой дорогой гостье Северия предлагала ложку сметаны и обмазывала ею волнушку или груздь перед тем, как положить на тонкий ломтик хлеба. Все это выглядело до того аппетитно, что начинало щекотать в носу и прямо слюнки текли. Я вас уверяю: приготовить такое угощение для лакомок под силу лишь гораздой на выдумку хозяйке.
Бурые и сизые грибы были для домочадцев и подруг девушки подлинным пиршеством в постные дни, а Северюте окружали за это любовью и осыпали похвалами. Она же вовсе не считала это какой-то особой заслугой, не понимала вопроса, откуда, мол, у нее находится время и для уборки в доме, и для грибов, — ведь делала-то она все одновременно. И никому не намекала на то, что неплохо бы и самим заквасить грибков да найти управу на блох.
Если на то пошло, она спасала свои ноги от грязи, а клеть от пыли тем, что проложила через улицу дорожку из плоских камней.
Даже мать была у нее редкой гостьей. Постучит, бывало, кулаком в стену, за которой стояла дочкина двуспальная кровать, уставленная продолговатыми подушками и застланная круглый год теплой периной, — и все. От малейшего постукивания клеть едва ли не ходила ходуном и гудела, как пустой горшок. Тут не улежишь. Люди говорили, что достаточно прикоснуться к стене — и Северия вмиг на ногах: уж такая она чуткая да послушливая.
Доведись Северии уйти в люди, ей не о чем было бы сожалеть, покидая полную хозяйственных забот жизнь, зато о девичьем житье-бытье она сокрушалась бы очень сильно. Эта славная девушка была по-своему счастлива и достойна завидной доли. Но колесу ее судьбы угодно было повернуться по-иному.
В ту субботу Северия, устав по обыкновению от дневных забот, погрузилась в сон, как камень в воду, хоть и с тревогой думала о завтрашнем дне. Завтра все как обычно отправятся в костел. А она, как водится, должна успеть до этого сбегать по грибы. Все — как обычно. Необычным было лишь то, что там, в лесу, ей предстояло узнать тайну Гейше, которая, как ей казалось, касается и ее. Погрузившись в сон, она сразу же уплыла куда-то и попала в неведомое царство-государство, где творились такие поразительные вещи, что ей и во сне никогда не снились. Голова у нее шла кругом, сердце стучало молотом, трепетало и рвалось из груди.