И в один день на перемене ко мне подошла одна девочка. Она была на два года старше большинства класса. А меня – на три. Мы заговорились, и она оказалась достаточно интересным собеседником. В основном мы говорили про спорт и природу. Никто не знал о моих философский рассуждениях. Возможно, их бы не поняли; возможно, опровергли бы. Но я знала: им нужно вызреть внутри меня.
Осень. Последний день каникул. Я с братом ходим по двору и рассуждаем, как было бы здорово, если бы завтра мы не пошли в школу. И тут приходит мама. Учителя ей сообщили, что завтра мы реально не идём в школу. Точнее, всю неделю не идём в школу. А потом будет видно.
Тогда были перебои со светом. На границе с Украиной были повалены столбы, которые вели электроэнергию на полуостров.
Свет давали максимум на пару часов в сутки. На хозяйственном магазине в центре висела вывеска с часами работы электроэнергии. Главное было запастись водой. Всё остальное – второстепенно, можно было достать. А вот вода нужна для всех целей.
В итоге мы сидели дома три недели, не считая неделю каникул до этого. Мы были рады. Ведь так оставалось учиться в четверти меньше месяца.
А дома всё было сложно. Мы до сих пор жили в хатке и до сих пор я с братом ходила ночевать к бабушке. Я с бабушкой по-прежнему ругались. Только хлеще. Я вспоминала своё детство и то, как вел себя отец. И я злилась, ненавидела из-за всего этого. А родители в это время только и спрашивали, почему я веду себя так. С мамой особых проблем не было. Ну, или я этого не помню просто.
А с братом… Это была жесть. Мы всё время ругались, обзывали друг друга, дрались. Я часто обманывала его, чтобы подольше посидеть за компьютером. Мы бесили, взаимно. Не нечаянно, чаще всего – обдуманно и специально.
Я стрессовала. И я вовсе перестала улыбаться.
В школе в эмоциональном плане было тоже непросто. Инна Петровна всё время кричала на девочек. Не важно с причиной или без. Но кричала. По отношению к мальчикам она никогда себя так не вела. Она доводила девочек до слёз, говорила, какие мы плохие, и могла прийти и начать орать, если что-то негативное происходит в её жизни и к нам никакого отношения не имеет. Никто не любил её из-за этого.
А ещё нам всё время ставили максимальное число дополнительных, которые были обязательны. Часто мы уходили со школы позже всех. Нам не нужно было всё это. Но учителям за переработку добавляли зарплату. Нас использовали не как людей, а как вещи, с помощью которых можно поднять капиталы.
И такая атмосфера в моём мире поливала черный цветок, который медленно рос в моём сознании. И имя этому цветку – желание убить.
Да, я не отрицаю, что когда-то я была чуть ли не психопатом. Мой негативный опыт плюс негативные события в тот момент, плюс половое созревание – всё это создавало прочный фундамент для развития зла во мне.
Не знаю (и знать не хочу), сколько людей испытывали подобное, но знаю одно: это сложно. Так жить сложно. Когда бОльшая часть сознания готова пойти на жестокий и непоправимый поступок, а другая – тихим голосом молит: «Успокойся». В моменты агрессии я пыталась остановиться. На секундочку. И подумать: «Зачем это? А надо ли это? Что даст это?» И если бы не этот тихий голос и хоть капелька совести и гуманности, которая была у меня, я даже представить не могу, где бы я могла сейчас быть. Да, в этом тихом голосе было что-то от голоса повествователя.
Но такие страшные моменты научили меня кое-чему. Никогда нельзя отрицать. Нельзя отрицать даже самое плохое. Я не могу сказать, что никогда не преступлю хотя бы одну библейскую заповедь. Не могу. Да и не держу себя сильно. Ведь чрезмерный самоконтроль способен лишь либо забрать уйму сил, которые могут быть потрачены на другое, более ценное дело, либо способствовать тому, что запрещаемого будет хотеться ещё сильнее, всё сильнее и сильнее, пока не наступит роковой момент. Поэтому у меня есть только две точки зрения: «согласна» и «не против». Я не могу быть с чем-то категорично не согласна или говорить, что что-то невозможно, чего-то не существует, что-то делать не буду. Самая негативная моя точка зрения – «не против». Я не говорю, что инопланетян нет – я не против, не отрицаю их существование. Я не говорю, что никогда не буду пить алкоголь – я говорю, что всё возможно, может быть, и подразумевая под этим, что позиция «против» перевешивает «за». Точнее я могу говорить, что я категорически против чего-то, но в моём сознании всё равно живёт только две точки зрения.
А ещё эта борьба сделала меня на порядок сильнее. Но это такое. Побочный эффект, скажем так.