Итак. Мама мыла посуду. А мне нечего было делать. Я ходила по двору и услышала разговоры около летней кухни. Там сидела бабушка, дедушка, тётя и мой двоюродный брат. Они обедали. Я подошла к столу. Бабушка нагнулась. Дотронулась до моего плеча и сказала: «Иди мама тебя накормит». Но тогда в нашей семье было плохо с этим, и она это знала… Они кушали, а я сидела на скамейке и смотрела. Периодически кто-то оборачивался и смотрел с жалостью, что ли. Но это зрелище доставляло им больше удовольствия.
Летом родился брат. В доме бабушки к нам относились ужасно. И родители понимали, что нужно съехать. В паре сотен метров оттуда находился старый дом с треснувшей стеной, около него участок со множеством зацементированных дорожек с широкими трещинами, сквозь которые пробивалась трава.
Помню, как впервые вошла туда. По бокам от калитки росли высокие туи, их тень падала на дорожку, а пространство под ними было засыпано миниатюрными шишечками, от которых исходил запах, не сказать, что неприятный, но странный. Засохшая трава стояла всюду, а слева в метре от дома росло пару кустов винограда, который лозами и листьями создавал необычную тень. А дальше росли огромные деревья абрикоса с раскидистыми ветками, такие мощные, что взгляд на них вызывал глубокое уважение и специфическую гордость.
Я побежала и оглянулась влево, на соседнюю дорожку. Там сидел трёхцветный котёнок, с худой мордочкой и большими ушами.И я назвала её Бемби.
Ноябрь. Вечер. В доме темно и холодно. Мама не затопила печь. Она сидела на пороге зала и рубала свиную голову для супа. А я стояла около неё и что-то рассказывала. Братик спал в соседней комнате, дверь туда была закрыта.
Речь моя тогда соответствовала внутреннему голосу. Я переходила в разные стороны от мамы. Мне было скучно.
Дверь на улицу открылась. И наступила тишина. Раздались тяжелые шаги. В дом зашёл папа, и, судя по звуку, он был пьян. В такие моменты мы пытались вести себя аккуратнее, чтобы не спровоцировать его гнев. На кухне-веранде что-то звякнуло и открылась дверь в зал. Мама встала и повернулась в ту сторону. Он начал орать, а мама пыталась его успокоить. Я стояла в сторон и боялась. Но потом страх превратился в нечто иное. И я просто смотрела…
Он кричал сильнее и сильнее. В его правой руке появился нож. Он взмахнул им и женщина упала на колени. Она молила. По её худым щекам побежали соленые реки. Она поднимала сложенные руки к небу. И сотню раз истерическим тоном повторяла: «Прошу, пожалуйста, не надо». А он стоял над ней с поднятым ножом и унижал её, он матерился и даже не замечал, что это вижу я. Тон накалялся. Жесты стали экспрессивней. И нож то поднимался, то опускался, проносясь перед лицом жертвы. А она плакала…
Ещё пару секунд, и он бы сделал это. И я понимала. Мне не было страшно, но я знала, как не допустить трагедии.
Я заплакала. И начала лезть за стол около окна. Мои движения были беспорядочными, но до боли натуральными. Будто мне реально было страшно…
И я привлекла внимание. Он кинул нож на пол. И начал двигаться ко мне, медленно, со словами: «Маленькая моя, не бойся, Дианочка». Я не переставала паниковать. Он пытался дотронуться до меня, но я пыталась всеми силами избегать контакта. Но он начал гладить мою руку. К тому моменту я поверила в истинность своего страха, но вдруг страх пропал.
И в душе наступила тишина. Голос во мне замолчал, как и всё вокруг. Время будто остановилось. Моё дыхание будто остановилось, и всё вокруг обрело ауру спокойствия и теплоты… Ложной теплоты.
Брат стал старше. Мы часто занимались какой-то дичью. И много придумывали.
К тому времени папа не стал лучше. Ни капельки. И чтобы он не прошёл, мы обвязали дом нитками. От одного угла к другому, от одного к другому… Пол, дверные проемы, мебель – нитки были повсюду. И даже трезвый человек бы навернулся, если бы не заметил их.
Мы сидели в детской на кровати. Это была третья комната от входа. Двери были открыты. Мы смотрели в длинный коридор и ждали. Ждали, пока зайдёт папа и упадёт, или ждали, пока зайдёт мама, чтобы предупредить её.
Через некоторое время мы помогли маме пройти до наших кроватей. Она упала на мою кровать и начала плакать. Потом села, я гладила её руку. Но она не переставала плакать. Я обнимала её, но она не переставала плакать…
В детстве в доме была странная атмосфера. Когда мы были одни, только семья, там веяло теплом и уютом. Когда приходил кто-то из ближайших родственников, чувствовалась какая-то раскрепощенность в закрепощенности, по-другому это описать невозможно. Будто твоей душе свободно, а она в клетке, стены давили, а ей хотелось лететь.