Янис покраснел: стыдно перед девушкой. Катя, нисколько не смущаясь, скоро вернулась, оставила нужник на улице, опять зашла внутрь, недовольно заговорила:
— Как-то Никитка вчерась посуду не помыл? Надобно было убрать.
Собрала девушка со стола грязную чашку, кружку, ложку, ушла на ручей. Он тем временем осторожно перелез через порог, присел на нары. Дождавшись Катю, любуясь каждым ее движением, нечаянно сказал:
— А ты проворная, скорая на руку. И красивая!
От таких слов Катя замерла, с удивлением посмотрела на него. Потом, осознав смысл сказанного, покраснела, отвернулась, наливая молоко в кружку, пролила из-за задрожавших рук.
— Тоже мне… Такая, как все, — наконец-то нашла что ответить она. — А у вас в миру не такие?
— Есть… Красивые… — не ожидая такого вопроса, задумчиво ответил он. — Но ты особенная.
Застигнутая врасплох комплиментом, девушка растерялась. Видно никто не говорил ей таких слов, и они действовали на нее как первый поцелуй. Она бросала испуганный взгляд широко открытых голубых глаз то на него, то куда-то по углам избы.
Спасла Агрипина, принесла в горшочке горячей каши. Радуясь ее появлению, Катя, казалось, была на грани нервного срыва: заговорила так, что не переслушать. О том, как им сегодня ночью не давала спать кошка, сколько корова дала молока, как долго они вчера убирали сено, какая в этом году молодая картошка и другие мелочи. Агрипина заметила изменения в ее поведении, с подозрением посмотрела на нее, потом на Яниса, но промолчала. Переложив овсянку в чашку гостя, собралась уходить. Задержалась, посмотрела на Катю: ты идешь или нет? Та поняла, быстро собрала свою посуду в корзинку, поспешила за ней. Янис остался один, но ненадолго.
Вскоре пришел старец Никодим, за ним матушка Федосия. Проверили руку, сделали перевязку. Никодим удовлетворенно покачал головой, высказал скупую похвалу. Когда ушел, Федосия довольно улыбнулась:
— Редко услышишь, как он говорит. Тутака, видно, знатный случай, коли доброе слово вымолвил.
После непродолжительной беседы ушла и она:
— Отдыхай, набирайся силов. Тебе, горемышник, ишшо ох как много пережить надо будет!
Оставшись один, Янис погрузился в раздумье. Слова Федосии вернули к действительности. Сейчас он со сломанной рукой в кругу старообрядцев. Они за ним ухаживают, лечат. Придет пора, опять надо будет возвращаться назад одному. От этих мыслей стало так плохо, будто только что вырвал душу из огня. На глаза накатилась слеза. С тоской подумал: «Пусть бы лучше меня задавил медведь».
Вскоре прибежала Катя, принесла старые бродни, поставила рядом с нарами:
— Вот, тятечка утречком наказал принесть. Носи покуда, незачем босым ходить.
Суетливо посмотрела на посуду, спросила, что надо. Он отказался от помощи. Не зная, как начать разговор, спросил, сколько ей лет.
— Шестнадцать, — охотно ответила девушка, нервно перебирая пальчиками уголок платка.
— Вот как! — удивился он. — И тебя собираются отдавать замуж? Не рано?
— Что так? У нас все так ходят, — прищурила глаза. — Хто вам о том поведал? Никитка?
— Сам догадался, — схитрил Янис. — Потому как у такой девушки должен быть жених. Наверное, хорош собой?
— Верно, есть, — опустила глаза та. — Токо я ишшо ево не видела. — И вдруг посмотрела строго, прямо в лицо, резко перешла на «ты». — А у тебя есть?
— Что? — не сразу понял Янис.
— Невеста?
Это вопрос застал врасплох. Сейчас, после долгого времени одиночества, он так давно не спрашивал себя об этом, поэтому не мог сказать, кто ему Инга. Может, она уже чья-то жена? А если ее нет в живых? После некоторого раздумья, все же насмелился сказать твердо:
— Да, есть. Была. Давно.
— Где она сейчас?
— Там, в деревне.
— Ладная?
— Да.
— Пошто вы не живете вместе?
— Так сложилась жизнь.
— Не можно так, жить не вместе.
— Знаю.
На какое-то время замолчала, продолжая теребить платочек. Он, потупив взор, смотрел куда-то в земляной пол. Наконец-то Катя, любопытствуя, решилась на очередной вопрос:
— Вы дотоле часто виделись?
— Каждый день. Она рядом жила, на одной улице.
— Славно, видно, так видецца, — задумалась девушка, и загадочно: — а тайно, одни, виделись?
— Да, встречались.
— Запоздно? — затаив дыхание, прошептала Катя.
— Да.
— Миловались?
— Было дело.
— А как-то миловацца без венца? Грех то! — округлив глаза, перекрестилась девушка.
— Никакого греха не было, — пояснил Янис. — Что было, так только, целовались, и все. Ведь это не грех?