– Господин Бе ничего не делает напрасно, я это тоже знаю, – Фортунат неспешно огляделся. – Пожалуй, действительно не будет беды, если мы и вспомним ушедших. Однако я рассчитываю, что все останется между нами. Полагаю, в этом я могу полагаться на господина Бе?
– Он не намерен создавать тебе сложности, особенно, если встретит понимание.
– Хорошо. Спрашивай.
– Его Сухарь проиграл здесь огромную сумму.
– Да, я слышал о его гибели. Верно. Восемьдесят тысяч. Он обещал рассчитаться со мной в начале лета, но с тех пор не показывался. Я же не напоминал о себе из-за уважения к господину Бе. Рассчитывал, что мы все же решим этот вопрос сами.
– Однако Соловей, с которым он у тебя встречался, проиграл еще больше.
Фортунат прикрыл тонкий рот ладонью, уставился в потолок.
– Этот человек господина Эл. Не знаю, насколько я вправе распространяться… Впрочем, да. Он доставлял проблемы. Я даже думал побеспокоить господина Бе с просьбой о небольшой услуге.
– Что за проблемы?
– Он вел себя невежливо. Однако из уважения к…
– Понятно. Сколько он проиграл?
– Больше, чем кто-либо когда-либо на моей памяти. Сто шестьдесят.
– Ай! – восхитился Чен, вызвав усмешку хозяина.
– Вот так меня и разоряют, – ласково заметил тот, подмигнув. – Но они оба уверяли, что все на мази и летом все долги будут погашены. Но, как сам понимаешь… С тех пор вашему брату – прости, друг – никакого доверия. Очень шумны и слова не держат.
– Ты сейчас про кого?
Фортунат залаял, развеселив Чена.
– Многие ходят, но мало кто платит. Вот, например, взять хоть того… Как его, дай бог памяти? Чернышом мы его тут звали, – хозяин видно сам позабыл свое правило. – Тоже на вторую десятку пошел. Мы уже и так с ним, и этак… А толку чуть. «Верну, все верну» – и тишина. Ну, с ним мы вопрос уладили, чтобы и другим неповадно было. А то знаешь, как бывает – одному можно, другому, третьему… А потом все начинают думать, что дом Фортуната – это какая-то благотворительная богадельня, тут никто ни за что не платит…
Червинский кивнул.
– И Тимофей Голиков еще к тебе, знаю, захаживал.
– Хм… Неужто тоже ваш?
– Нет, наоборот, Алексу не угодил.
– Ясно. Тогда и к лучшему все. Он тут у меня работал. Вон, как те, – Фортунат указал на почти невидимые фигуры у стен. – Казался дельным поначалу. Ну а потом с ним человек господина Эл о чем-то договорился, что-то наобещал, так что того и след простыл. Ну а затем мы услышали, что на берегу случилось несчастье. Что ж, видно, и впрямь не угодил, и не только нашему дорогому господину Бе.
Покинув заведение Фортуната, Червинский не сразу решил, куда направиться дальше. Он намеревался навестить Минь Сиван, но для грядущего разговора с этой дамой надо было иметь светлую голову, а он слишком не выспался. Для визита к Алексу – слишком рано. Рассказ его взбесит, и чем в лучшей форме он его выслушает, тем менее плачевные последствия ждут гонца.
– Поехали домой, Чен. Подождем вечера.
Надежда вздремнуть пару часов до вечера растаяла: дверь в комнату оказалась незаперта.
– Стой! – крикнул Червинский китайцу, но поздно: тот распахнул ее и вошел в комнату.
На кровати лежал Куликов. Сыщик выдохнул, едва не схватившись за сердце. Но от подзатыльника все же не удержался.
– Больше никогда так не делай! Если я сказал – стой, значит, стой.
– Прасти, хозяина! – скуксился Чен.
Куликов сел, издав противный звук, видно, обозначавший досаду.
– Как ты сюда попал, Птица? – погрозив юному спутнику кулаком, Червинский прошел и устроился на подоконнике – самом прочном и удобном предмете мебели.
– Открыл дверь ножом, как ты показывал.
– Молодец.
– Знаешь, что это такое? – Куликов, вставая, вытащил что-то из кармана, и подойдя, положил и расправил на колене Червинского.