– Хорошо. Пусть еще думает.
– Эх… Как вообще тут? Что делается?
– Хм… Да многое. Ну, вот Каин мне все часть в своем деле сватает. Ему не под силу уже – народ весь разбежался. А я не знаю, как за это дерьмо и взяться. Да и зачем мне?
– И то верно. Хотя если кому передать?
– Вот я и думаю, кому бы.
Шум на улице, затем в коридоре. Вломились Червяш с узкоглазым и Птица, но и после препираться не перестали.
– Ты ничего не знаешь. Не лезь.
– Заткнись уже. Просто закрой рот. Дай мне подумать.
Алекс швырнул в стену пустую бутылку. Заткнулись оба.
– Мы вам, случаем, не мешаем?
– Мне нужно тебе кое-что рассказать. Но без него.
– А я тоже хочу послушать!
– Тогда зачем с собой притащил?
– Не мог оставить.
– Я вообще-то сам пришел. Мне тоже есть, о чем сказать.
– Почему?
– Потому что он хочет пойти к Приглядчику.
– Не к тому ли, который…
– Все никак не угомонишься? – Алекс подмигнул Птице. – Медведь, а забери-ка его наверх, к Хвощу.
– И что с ним сделать?
– Ничего не надо. Пусть успокоится и мне не мешает.
Медведь опустошил стакан и встал.
– Полетим, Птичка?
– Оставь меня!
Он легко перекинул мелкого Птицу через плечо, и, хохоча, потащил на лестницу. Китаеза сам посеменил следом.
Когда рассказ Червяша закончился, Алекс запустил стулом в тонкую деревянную стену. Как бы неловок не стал, проломил дыру.
Продал, сука. Продал за пару монет.
Перед глазами встал знакомый красный туман, в ушах – гул. Не удержаться – еще миг, и пойдет на улицу. Тогда уж корчиться будет не только он.
Нет, не первое предательство, но чтобы так мелко… В последний момент зассал, рыжий паскуда. Не смог. И потому вернулся туда, куда другие идти побоялись. Вытащил.
Гребаная мразота. Как жаль, что он уже успел сдохнуть прежде, чем понял на своей драной дешевой шкуре, что такое настоящая боль.
– Птица! А ну, иди сюда!
Вышли втроем, как и ушли. На сей раз – все на своих ногах.
– Пойди к управляющему Свиридова и скажи, что знаешь, как на сей раз точно заманить Алекса Безымянного в ловушку. Но проси больше, чем дали в тот раз.
– Что?
– Заткнись и делай, что сказано. Он спросит – сколько? Сделай так, чтобы озвучили прежнюю цену.
– Я ничего…
Алекс запустил в него обломками стула. Увернуться тот не успел.
– Что тебе не ясно?
– Все понятно.
– Отлично. Пошел вон.
Видно, Птица в самом деле перепугался. Вылетел, как ошпаренный.
– Медведь, отпусти Хвоща. Пусть валит.
– Точно?
– Да еще как, твою мать!
Медведь такое прежде видал, так что тоже живо наверх протопал. Один Червяш, поди, на тот свет собрался – так и стоял, как пришел.
– Хочу тебе еще кое-что рассказать про Приглядчика… Да и про Птицу заодно.
***
Укол тайком сделал вынужденное пребывание в чужой кровати под балдахином, куда пришлось отправиться после обморока, сносным. Несколько часов спустя Царевна задремала и увидела Сухаря. Сон был весьма приятным, но вдруг прервался – и, открыв глаза, она увидела у изголовья мать. Видимо, давно настала ночь – но та не дремала в кресле, внимательно вглядывалась в лицо.
– Как ты, Сонечка? – спросила участливо, увидев, что дочь завозилась.
Царевна вздохнула. Она не ожидала, что до утра ее кто-нибудь побеспокоит.
– Голова болит, – призналась она.
Падение на столик с лекарствами не прошло без последствий – ссадины очень ныли.
Она и сама не знала, зачем сделала это. Просто порыв – хотелось навредить планам дядюшки, но при этом не выдавая его. Он был ей нужен самой.
Но ведь и дядька Николай выглядел таким жалким… Он уже и так большей своей частью находился в другом мире. Нет, Царевной двигал не только расчет, но и минутная слабость. Возможно, она подарила ему пару лишних дней жизни… хотя разве можно на это слишком надеяться? Дядюшка Бирюлев наверняка найдет способ добраться до новой жертвы.