– Для чего? Я все уже узнал. Как вспомню, как этот Надеждин смотрел на меня… Как на вошь.
– Больше не будет. Мы же придем к нему по делу Свиридова. Или ты уж о нем и забыл?
***
Еще не настал полдень, а секретаренок уж дважды звонил в лавку. Кто только не ждал Легкого в городской управе, какие только дела не надо было спешно решать. Да только они никуда не денутся. Подождут чинуши да купчишки. Сперва – то, что важнее.
Солнце сквозь витраж светило прямо в темя, баюкая. Легкий подчинился – закрыл глаза. Он не спал третьи сутки. Но это только тело устало. Несмотря на предстоящие сложности, чувствовал он себя так, как уж давно не доводилось.
Уже года три он не позволял себе подобного... Хвощ – тот до сих пор считал себя виноватым – расстарался на редкость. Ухо тоже принял участие, хотя и очень уж не хотел. То и дело поблевать отбегал. Но, раз любишь с горки, люби и иголки – или как там оно говорится? Теперь его забота – довести до сведения городишки, что в доме покойного легавого Свиридова за печкой не уследили, отчего и все от мала до велика задохнулись в дыму. И уж как он сможет это сделать, Легкого нисколько не волновало. Сможет. На место покойников вряд ли стремится.
– Легкий, я тут принес… Ты уж сколько не жравши?
Он все-таки задремал – встрепенулся от слов Сеньки, шмякнувшего на стол поднос.
– Где Кольцо и этот… Как его там? Не вернулись?
– Пришли, еще с час назад. Тебя ждут.
– Пусть, значит, и подождут.
Не спеша, Легкий, отламывая по куску руками, одолел кусок суховатого пирога с яблоком – в это время суток в овраге лакомствами не побалуешься. Запил компотом – дерьмо, конечно, но уж там, куда он собирался сегодня, точно стоило твердо стоять на ногах. А это и так-то будет непросто: от недостатка сна без того качать будет.
– Сенька! Зови.
А вот и свиридовская шалава. Зареванная, растрепанная. Ссадина во всю скулу – не сдержались, хотя говорил: без нужды воли рукам особо чтоб не давали. Она только раз на Легкого глянула – глазищи здоровые, совсем не как у китаезы – а потом снова в пол.
– Как звать?
– Надька, если по-русски. А по не-русски – хрен скажешь, – ответил Кольцо.
– Ясно. Идите оба. Мы тут с дамой и сами потолкуем.
Когда ее перестали держать, девка тут же на пол шлепнулась. Сперва на задницу, потом на колени встала.
– Не убивай! Я не знала, что они были твоими людьми. Сперва не знала, а потом…
– Ну, мой-то только один, крысеныш.
Легкий подошел к ней, приподнял за подбородок. Она зажмурилась. Смазливая рожа, и притом необычная.
– Глаза-то открой.
Девка задергала головой.
– Не хочу смерть свою видеть.
Болтала она чисто, без намека на инородность.
– Вот что, Надька. Если ты прямо сейчас расскажешь мне все, что знаешь и про Соловья моего, и про твоего любовника, его тезку, то мы и дальше с тобой поболтаем. Но если нет… А обмануть меня не пытайся. Знаешь, почему?
– Знаю.
Легкий отошел, достал бутылку, плеснул в стакан из-под компота.
– На вот, держи.
Она послушно схватила стакан, в два счета осушила мелкими глотками. Привычная.
– Располагайся, – Легкий обвел рукой кабинет.
Поднявшись на ноги, гостья засеменила, упала в кресло.
Говорила долго и любопытно, удивив Легкого и не раз, и не два.
С трудом верилось в то, что выходило из ее разговора. Он бы поклялся, что тот, на кого он указывал, ни в жизнь на подобное не способен.
Было дивно и то, что легавый не поспешил… Стало быть, оказался не так к своим дочерям привязан, как казалось. Видно, Алекса боялся больше их смерти.
Под конец Легкий расхохотался.
– Хорошо, Надюшка. Порадовала. Ну, вот видишь – не того ты боялась. Но надо было сразу ко мне прийти, самой. А, да ладно, что с тебя взять – баба, все же. Так что я не в обиде.
– То есть, я могу уйти? – не поверила девка.
Когда слезы высохли, а щеки от коньяка разрумянились, рожа и еще больше похорошела.
– Ну, можешь уйти, если хочешь. А можешь и остаться, – подмигнул Легкий, достав из стола и сложив в карман свернутый плотный лист. – Вернусь я поздно, но когда вернусь – еще с тобой поболтаем. Если захочешь… А так – не держу.
Она не ответила. Думала, видно.
Но Легкому больше было не до нее.
К дому на пустыре он пошел пешком – собирался с мыслями. С тяжелым ящиком с бутылками, захваченным в дорогу, идти непросто. Он останавливался то и дело, отдуваясь. Выглядел, надо думать, нелепо до колик. Но как знать, какой там ждал прием? Может, это последняя в жизни прогулка.
Дом хорошо охраняли: помимо вполне очевидных глаз, смотрели на Легкого и другие, невидимые. Но стрелять их владельцы не стали.