Но Легкий – в расстегнутой рубахе и без галстука – обнимался с соседом да травил байки. Чертовский пьян, хотя Бирюлева, без сомнения, увидел.
Впрочем, и Алекс ненамного трезвее.
– А что случилось? Чем недоволен?
– У меня три проблемы.
– Какие?
– Я не могу получить доступ к средствам завода – это раз.
– Третий все не подохнет, да? – подмигнул Алекс, приложившись к бутылке.
Закономерное предположение, но вдруг кольнуло неприятное чувство.
– Если ты про Николая Свиридова, то да. Его смерть принесла бы ясность.
– Так, может, договоримся?
Такую цену Бирюлеву точно не потянуть.
– Нет, спасибо. Думаю, это вопрос дней.
– Ладно. Второе что?
– Царевна… Она была у меня, а теперь – у своей матери. Полагаю, ты что-то хотел мне сказать?
– Эээ… Нет. Ты лучше сам у нее спроси. Сбежала как-то раз ночью с моим человеком да и к тебе подалась. Зачем – черт ее разберет. Попробуй, пойми бабу. С тех пор и ушла. Так что сам выясняй. Твоя родня, не моя. И третье что?
– Червинский меня шантажирует. Требует денег, – уточнил Бирюлев.
Алекс поднял брови.
– Вот как… Ну, это мы решим. Эй, наливайте!
Легкий, прекратив тискать собутыльника, что-то шепнул Алексу.
– Да ну, не время, – отмахнулся тот.
Бирюлев захмелел быстро. Настолько, что едва не отключился. Гомон, гул и крики странным образом вводили в подобие транса. Когда вернулся к ясности, уже горела большая лампа под потолком.
– Алекс, мне нужно поговорить. Наедине… – это голос Червинского. Где-то над головой.
Вдруг чьи-то руки схватили Бирюлева из-за стола и швырнули о пол.
Схватившись за голову, он широко распахнул глаза, приходя в себя.
Тот самый хам, которого он встречал в комнате у Червинского – и тот снова полез за оружием.
То же самое, стоя за его спиной, сделал и Алекс. Но целился не в Бирюлева.
– Птица! – заорал Червинский.
***
– Я научу тебя, ублюдка, себя вести.
Червяш скулил где-то поблизости, и все – из-за какой-то царапины. Да недели не пройдет, как его пес снова начнет за стволы хвататься. Алекс же не собирался его увечить – лишь дать урок.
– Если я сказал чего-то не делать – значит, не делай. А теперь заткнись. Утром придет докторишка – все залатает.
– Почему нельзя…
– Хм… Сейчас – потому что я уже знаю, что только сейчас надумал сказать мне Червяш. Но и раньше было не надо. Знаешь, сколько мы с него каждый месяц имеем?
– Что Червинский должен сказать?
– Если ты не знаешь, то это твоя проблема. Не доверяет тебе, видать. Ты ж у него, как щенок. Если надо что грязное сделать, ты вперед и бежишь, – Алекс схватил Птицу за целую руку, поднял и на кровать толкнул.
– Больно, – тот скривился, тронув запястье. Кровь стекала с плеча.
– Даже мясо цело, не то, что кости. Еще с неделю назад бы промазал. Сколько патронов извел, пока лучше дело пошло.
Алекс сел на вторую кровать.
– А на что он тебе так дался, Птица?
Тот помотал башкой.
– Да говори уж. Но обманешь – точно останешься без руки. Не люблю, когда мои люди крутят.
Птица вздохнул – глубоко, со свистом.
– Можно мне выпить?
– Монета! – заорал Алекс.
Ждали молча. Но хоть недолго.
– Чего?
– Тащи пару бутылок и лампу.
– Там Червяш за дверью – тебя не дождется.
– Пусть валит ко всем и там ждет.
– А Легкий?
– А что с ним? Сами его не займете?
Когда появилось пойло, Птица так приложился к стакану, что Алекс уж было подумал: еще пара таких глотков – и точно взлетит. Но не вверх – вниз.
Заговорил.
– Анюта, моя сестра. Я сам не знаю, как это вышло. То есть – раз и все. Я точно этого не хотел. Понимаешь, она снова сбежала из дома. Нашла ключ – а я ведь его хорошо спрятал. Но от нее разве спрячешь? Слова мне не сказала. Прихожу – нет ее. И здесь нет, и там… Я искал. А потом случайно увидел ее на улице. Пошел за ней. В съемные номера. Она жила там, словно дешевка. Увидела меня – и кричать. Оскорбляла. Столько гнусного наговорила. Я только толкнул ее – а она упала. И кровь… Я хотел помочь ей – но услышал шаги. Выглянул – и тут он… Я еще не знал, что это с ним она там жила. Я убежал – я думал, что ей помогут…
– «Он» – это Приглядчик?
– Да.
– Так, говоришь, сестра.
Птица снова отхлебнул.
– Она была нездорова. Как родителей не стало, так она и… Кричала по ночам. Иногда и вставала. Прямо во сне, спящая! Или просыпалась и вдруг среди ночи, не зажигая свет, начинала стричь ногти… Можешь представить?