***
– Накануне у меня побывала сама Ирина Аркадьевна. Простите, но теперь я в замешательстве, – довольно холодно сказал управляющий.
– Мне печально говорить об этом, но моя супруга страдает душевным расстройством. Она ни словом мне не обмолвилась о визите, иначе я бы вас не побеспокоил, – в том же тоне ответил и Бирюлев.
– Не вспомнила Ирина Аркадьевна и о предыдущих случаях своих ко мне обращений.
«Какого ты черта вообще ей о них говорил?» – едва не вскричал Бирюлев, но все же смог удержаться.
Наверняка все дело в том, что и этот тоже жаждет потуже набить свой карман.
Со всех сторон обступили мерзавцы, подлые, алчные, жаждущие или денег, или, как вчерашний безумец, крови. Бирюлеву уже почудилось, что вот она, смерть – и наверняка так бы и было, если бы не выручил Алекс – последний человек на земле, на чье участие следовало бы рассчитывать.
Однако никаких наград за услугу он не просил, а ведь Бирюлев специально несколько часов прождал его в компании головорезов – и Червинского.
– Забудь, – вот и все, что сказал Алекс, возвращаясь к бутылке.
Червинский был сначала немногим многословнее:
– Он винит тебя в смерти его сестры Анны, с которой ты забавлялся.
Постепенно, перекинувшись словом то с одним, то с другим, Бирюлев выяснил подробности биографии приятеля Червинского, в очередной раз поражаясь женскому лукавству. Если бы он заранее знал, каким образом аукнется знакомство с очередной Анной.
– О каких записках ты говорил, Бирюлев? – не удержался Червинский, когда они уже окончательно набрались.
– Если не знаешь – не твое дело. Если знаешь – тебе же хуже.
– Нет, я не знаю. Где мои дети?
– Почему бы тебе не спросить об этом у Легкого?
– Спрошу. Но не сегодня, нет.
Управляющий Свиридова поправил покосившийся календарь на стене – и заговорил на сей раз куда более разумно.
– Семейный вопросы меня не касаются, так что я повторю вам то, что вы в любой момент можете услышать и у душеприказчика Аркадия Павловича. Изначально его имущество разделено на три неравных части: наибольшая – старшему сыну, наименьшая – дочери, соответственно, вам.
Половина именно этой части и перешла к Легкому – это, подписывая бумаги, Бирюлев предусмотрел.
– По завещанию Семена Аркадьевича и всем дополнениям к нему выходит, что его доля разделена надвое между его братом и сестрой. Однако распорядителем имущества остается Николай Аркадьевич, и вы имеете право лишь на финансовые отчисления. И, да простит меня он за следующие слова, но о содержании его недавнего завещания мне тоже стало известно. Он передает одну треть имущества супруге и детям, а остальное, включая функции распоряжения, сестре и ее представителю.
– Во сколько сейчас оценивается имущество завода?
– Стоимость сильно снизилась в последние два года: чтобы ответить, я должен просмотреть свежие документы.
– Но он может быть разделен и продан частично?
Бесчувственный Надеждин сегодня впервые на памяти Бирюлева позволял себе легкие признаки раздражения и нетерпения.
– Вы уже спрашивали, Георгий Сергеевич. Я, как и прежде, не советовал бы вам прибегать к этой мере без особой необходимости: новый совладелец в любом случае внесет сумятицу в нашу работу. Но да – разумеется, это возможно.
И это раз и навсегда решило бы все проблемы.
Простившись с Надеждиным – на сей раз Бирюлев не стал заверять его в своем расположении – Бирюлев направился осведомиться о здоровье Николая Свиридова.
Прислуга, впустив, сказала, что вся семья отбыла с визитом, но он, разумеется, может навестить брата.
Поднявшись в спальню, Бирюлев увидел Ирину – отчего-то о ней горничная умолчала.
Она сидела в кресле у изголовья и гладила брата по руке, что-то бормоча.
Подняла голову, взглянула на Бирюлева и равнодушно сказала:
– Ты не сделаешь этого, Жорж.
***
Хотя отец Василий жил прямо на территории храма, она была довольно обширной. Одноэтажный каменный дом, окруженный яркими лопухами, показался только тогда, когда осталась позади и церковь, и длинное кладбище, вселяющее тоску. Проходя мимо, Царевна услышала разговор то ли скорбящих, то ли церковных помощниц.