– Складно. Почему ты решил, что это Приглядчик? – Алекс, все так же не поднимая головы, растоптал окурок.
– Его узнал Чен. Это случилось, когда он вломился ко мне с нелепыми обвинениями. Он видел его вместе с Соловьем, когда Бирюлев приехал выбрасывать голову нотариуса. Ее так долго хранили, как видно, на случай, если придется обозначить и смерть нотариуса. Вот так… Потом я проверил слова китайца – и все сошлось.
– Хорошо. Только я не первый, кто слышит от тебя эту историю.
Червинский глубоко вздохнул, собираясь с мыслями.
– Легкий обратился ко мне после того, как нашел моих дочерей. Ты знаешь – я на многое готов ради них. Однако собирался я все же к тебе. Не смог: ты был занят.
– Ты просто забыл, паскуда, на кого ты работаешь.
– Не забывал, но это неважно. Я знаю, как ты поступишь со мной. Но для чего тебе они?
Алекс встал, ухмыляясь. Покрутил головой, разминая шею. Отвечать он не собирался – но надежда отказывалась угасать. Если Кати и Али не станет – тогда вообще вся жизнь не имела смысла.
– Знаешь, кто мне сказал?
– Птица.
– Точно, – Алекс вытянул руку вперед, наставив на Червинского указательный палец, как ствол. – Это уже который по счету твой пес? А ты все им веришь.
– Что ты сделаешь с ними?
– Увидишь. Спроси лучше, что будет с тобой.
Червинский закрыл глаза. Алекс фыркнул и вышел. В замке повернулся ключ.
***
В одночасье все пошло прахом.
– Имущество завода будет разделено по завещанию моего отца между всеми. Наталья и ее дети получат большую часть, а мы – меньшую, – четко проговорила Ирина в ответ на просьбу о повторении.
– Не понимаю, как какая-то анонимная записка может изменить завещание.
– Во-первых, она не анонимная. Я сама ее видела и готова поклясться, что написана рукой брата. Во-вторых, на других его документах стояла не его подпись, хотя раньше я об этом и не упоминала.
Бирюлев, притопывая на месте, поставил руки на крышку стола и принялся грызть большой палец.
Как Соловей мог упустить такую важную бумагу? А ведь клялся, что осмотрел каждую щель. Значит, китайская потаскуха все же сумела что-то припрятать – и угроза избавления от многочисленных родственников (ведь, по словам Анны, женщинам стоило бояться именно одиночества – на то и напирал Бирюлев во время своего визита) не возымела действия.
Проклятье! Проклятье!
Бирюлев не удержался – смахнул все со стола. Чернильница разбилась – по полу потекли ручейки. Ирина сделала шаг назад, чтобы один из них не тронул край ее светлых туфель.
– А еще, Жорж, доктор Николая удивлялся эффекту лекарств и провел их анализ. И теперь и Наталья, и семья Николая строят весьма гнусные предположения о том, кому бы все это могло быть выгодно. И, Жорж, в них фигурирую я. Семья готова от меня отвернуться – а ведь, кроме них, у меня никого не осталось.
Раз они уже подозревают Ирину – значит, дело за малым. Немного усердия, и, при отсутствии средств, Бирюлев вполне ощутимо рискует отправиться вовсе не в Ниццу, а на не особо дальний от города остров ссыльных.
А ведь все было задумано гладко и точно. В ночь смерти Свиридова Бирюлев даже притащил домой шлюху-певичку, чтобы все знали, что он к этому не причастен.
Деньги. Все упиралось в них – однако даже часть Ирины теперь отошла Легкому. Кромешный кошмар – а выхода точно нет.
Нет, этого быть не может. Его нужно найти.
Бирюлев встал и прошел мимо Ирины, не прекращающей говорить.