Своих забот хватало: и нижнего города, и верхнего, и нужно дела все уладить так, чтобы новые приятели, с которыми Алекс завел общие интересы – они Легкого намеревались не трогать – тоже что полезное поимели, но не в ущерб нужным людям.
Да и к приему завтрашнему готовиться пора. То, что Катька Хвощевская что путное организует – нет никакой возможности.
На Приглядчике снова не было лица – но на сей раз куда больше, чем раньше.
– Помоги, Легкий. Беда…
Он очень долго говорил, находя все новых виновных. Легкий слушал вполуха. А что за польза слишком много внимания уделять покойникам?
– Да, я все знаю. Не знаю одного – как ты, паскуда, с моим Соловьем за моей спиной мутил – а на глаза мне появляться рискуешь?
– Ты все не так понял.
– Ты уверен?.. – Легкий сунул руку за пояс. Оружия у него при себе не было, но, разумеется, с Приглядчиком и не понадобилось.
Он вышел из дома, не попрощавшись – а Легкий вернулся наверх.
***
Нельзя изменить прошлое – нельзя поправить единственный короткий миг.
Миг слабости – и конец карьере.
Миг – и нет единственного человека, придававшего жизни смысл.
Миг – и сплелся адский клубок, в котором Куликов был не только наблюдателем, но и невольным участником.
Миг – человек подвергся пыткам.
Миг – и решена участь целой семьи. Дети, если и выживут, останутся круглыми сиротами. В лучшем случае, их ждет улица.
Но зачем?
Импульсивный гнусный поступок собственную боль не только не снял, но и усилил. Что это? Муки совести?
Они с Анной смогли выжить вдвоем, не опускаясь на дно. Но их заслуги в этом не было никакой – если бы не добрые люди, им бы тоже пришлось включаться в борьбу за выживание, где мог выжить только сильнейший. Тот, кто обменял на силу остатки души.
Но все это было неважно, раз привело в сегодня. А теперь – разве есть, что терять? Он остался один, а впереди – беспросветная ночь. Какая разница, как и когда она кончится?
В сундуке под кроватью Анны лежали все накопления. Куликов взял их и отправился в порт, кусаемый по пути суеверным предчувствием: не с того стоило начинать.
Куликов упорно гнал его, покупая билеты на пузатого великана с облупленными белыми боками. Тот, носивший имя адмирала, прибыл в город двое суток назад, преодолев полмира – событие, о котором писали все местные газеты. Этот гость из Новороссийска захаживал в здешний порт только дважды в году: в мае и самом конце сентября. Ночью он отправлялся в обратный путь.
Затем Куликов снял комнату на имя Ерохина в клоповнике рядом с портом. И лишь потом отправился в лавку Алекса, искренне надеясь, что ее хозяина нет.
***
Разбитый в кровь кулак ныл. Жернов держался за расплющенный нос. Но гнул свое:
– Ты сказал – привести их в овраг.
– И ты взял, и отдал их Птице?
– Да!
– Ты пережрал?
– Да…
–Когда это было?
– Да вечером… Около девяти.
Значит, прошло не меньше пяти часов. Да за это время можно успеть сорваться из городишки! Ну, суки…
Пнув Жернова, Алекс ударил стену.
– Что встали? Вперед! Ищите!
21
Суббота,
1 октября
– Почему мы не можем пойти, как все? Я хочу наверх. Тут душно!
В темной каюте на нижней палубе и в самом деле темно и душно. Однако вредничать Аля начала задолго до того, как Червинские с китайцем туда спустились. С самого начала – не захотела подойти к отцу, спрятавшись за спиной сестры. Затем немного освоилась – вспомнила. С тех самых пор и хныкала.
– Ты все равно там ничего не увидишь. Ночь. Тебе давно пора спать, – Катя – юная копия Ольги – держалась молодцом. Безропотно делала все, что говорили, и вопросов пока не задавала.
Хотя редко кто на ее месте от них бы удержался, и Червинский точно не оказался бы в их числе. Сначала их с сестрой выкрали у тетки, затем – у похитителей, и, наконец, только что – у других, и заперли в мрачных сырых номерах. А потом вдруг появился отец, не виданный несколько лет. Но вместо объяснений схватил и потащил на корабль величиной с половину порта.