– Жернов, слева заходи! Не дай уйти в воду!
Они думали окружить, но он не собирался бежать. Ему было некуда. От себя не убежишь.
Возможно, стоило пустить себе пулю в лоб. Куликов не понимал, почему он не сделал этого. Впрочем, еще пару суток назад он не задумывался ни о будущем, ни о прошлом. Если жить только одним моментом – он не кажется таким беспросветным.
Обычно. Но не сейчас.
Куликова вытащили на берег и долго пинали. Особенно лютовал Жернов – великан с глазами, как васильки, и сломанным носом. Однако указания разделаться с ним они получить не могли, и потому, выместив зло, поволокли по земле. Ныла разбитая губа, кровь затекала в горло, песок и камни обдирали и лоб, и ладони, забиваясь в нос, ныли бока… Но Куликов молчал.
Невдалеке ждали привязанные лошади. Сыщика перекинули поперек одной, как трофей, и повезли в Старый город.
Очевидно, Алексу крикнули уличные глаза о том, что всадники приближаются. Когда подъехали, он уже ждал у порога, держа в руке кнут.
Жернов, спрыгнув на землю, рывком сдернул и Куликова. Тот упал прямо на раненую руку, вскрикнув от боли.
– Червяш и девки уплыли на том большом корыте, что на юга ходит, – Монета плюнул в ладонь и принялся оттирать перемазанную в крови по запястье руку.
– Во сколько ушли?
– За пару часов до рассвета… В три-четыре. Через четыре сотни вниз выйдут в море и встанут в порт.
– Не догнать-то на лодке.
– На железяке – десять часов по дороге. Корыто придет только ночью. Носатый!
– Да?
– Возьми с собой еще пару людей и вперед.
– Ладно.
Алекс кивнул и замахнулся. Упражнения на живых манекенах не прошли даром: удар словно рассек тело надвое. Куликов зажмурился и выставил вперед руку, пытаясь спасти глаза.
Снова свист и щелканье. Второй удар оказался еще более ловок, а от третьего показалось, что разом сойдет вся кожа.
Надо было застрелиться.
После очередного удара Алекс пнул Куликова в челюсть.
– Ну что, кусок дерьма?
Боль разрывала тело, но скоро все кончится…
Но не кончалось еще очень долго. Потом все поплыло. Какая приятная слабость!
Куликов потерял сознание, но ведро ледяной воды вернуло в реальность.
– Что, пес, думаешь просто сдохнуть? Ну, нет уж. Я думал, что ты мне пригодишься – и ты пригодишься мне, паскуда.
Куликов не понимал. Он открыл глаза и увидел Алекса прямо перед собой. Тот сидел на корточках, разглядывая его.
– А знаешь, что? Это не от тебя я узнал, что Червяш служит Легкому.
Кривились треугольные брови, криво ухмылялись и губы, и мутные черные глаза, в которых не заметно зрачков. Кровавые белки при свете дня до того яркие, что, казалось, стоит прищурить их – и из уголков хлынет кровь.
И она хлынула, но это была кровь Куликова. Достав нож с длинным лезвием, Алекс с размаху ударил по щеке. Это был сильный удар, и, застонав, Куликов снова лишился сознания.
***
Ушел и Приглядчик. Но этот – с концами. Успел.
Новость принес Клоп, посланный с остальными за гостем. Вернулся на заре – Алекс еще не ложился.
– Ночь, а суета такая, как будто сам царь к нам приехал. Толкотня – не протиснуться. Легавых тьма. Я аж ошалел. Спрашиваю – что за дела? И вот, говорят: Приглядчик копытами щелкнул.
Докторишка, что пришел позже Алекса осмотреть, растрепал и о деталях.
– С ночи я на ногах. Послала за мной госпожа Бирюлева. Супруг ее грех совершил, руки на себя наложив. Те таблетки, что я Ирине Аркадьевне выписал, он собирал, и потом смешал с коньяком. Молод совсем, богат. Отчего такие мысли у людей в головах водятся – в толк не возьму.
Алекс кивал, глядя на докторишку. Тот схуднул, почернел. Даже ростом стал ниже.
– А что, он никакие писульки не оставлял?
– Пока ничего не нашли. А по разговорам – были у Георгия Сергеевича финансовые сложности. Не то проигрался вконец, не то еще что… А отдать и нечем, даром, что владельца завода наследник. Ну, что вам сказать, Алексей Иваныч? Все неплохо совсем. Вот и пальцы уже шевелятся. Еще дней пятнадцать, да и снимем повязку.
Алекс дальше слушал вполуха. Резал столешницу левой рукой и думал.
Доля старой кобылы – жены Приглядчика – никуда не делась. И Легкий, если почешется и кое-что подправит, легко всю себе приберет. А так как у них уговор, то делить ее надо напополам. Так-то Легкий и сам догадается, но и мыслишку подать не лишнее.
Ушел Приглядчик, и тут ничего не исправить. Но зато на ближайшие пару дней есть Птица. Тот, который считал, что хуже смерти ничего не бывает.
Алекс ошибся в нем – да только и он ошибся. Есть сотни причин, чтобы мучиться – и не всегда это не смерть или боль.