Докторишка, собравшись уходить, взглянул на Птицу, сидевшему на стуле к нему спиной.
– О… Он ранен. Полагаю, ему нужна помощь?
Сдыхать ему пока рано.
– Да, помоги ему.
– Ужасная рана. Рассечены все ткани. Простите, конечно, но как вас так угораздило, сударь?
– Ммм…– промычал Птица.
– Так он же легавый. Мало ли, – ответил за него Алекс.
– Тихо, тихо… Я неловко задел. Нехороша на руке повязка – давайте сменим.
Алекс подошел к окну, свесился на улицу по пояс. Люди, хлопнув по рукам, расходились по лавочникам. Злы сегодня – выйдет хороший толк.
Докторишка все причитал.
– До чего скверный шов. Это кто же вас так лечил?
Птица что-то прошамкал.
– Кто? Морозов? Не припоминаю такого.
– Эксперт… Полицейский.
– Теперь все ясно: он и живого, как мертвого зашивал. Нет-нет, больше ничего не говорите! Вам это нельзя. Так, прижмите-ка палец. Пока подержите, сперва сделаю морфий, а потом наложу шов сюда, а туда… эээ… Три, может, четыре.
Опершись на левую руку, Алекс приподнялся и перемахнул через подоконник на улицу.
Холодное синее небо лежало на крышах лачуг и бараков оврага. Пахло сейчас не пылью, осенью и костром – его поблизости жгли.
За домом люди расставили бутылки и по очереди сшибали, гогоча. Рядом – Немой. Засунул пальцы в рот и жадно глядел. Маленький безмозглый щенок. Но вырастет из него волк, а не пес.
– Хочешь?
Алекс вытащил из-за пояса ствол. Немой схватился двумя руками.
– Ну-ка дайте Немому размяться.
Мимо. Мимо. В цель. А теперь – почти… Четыре выстрела, одна бутылка. Для такого сопляка не так плохо.
Алекс подошел ближе.
– Целься чуть выше и в бок. Держи руку прямо… Расслабь пальцы.
Слушал. Учился. Еще пара дрянных попыток – и бутылки полетели одна за другой.
***
Первая октябрьская суббота стала хорошим днем.
Но сначала Немой об этом не знал. Проснулся поздно и решил, что все пропустил. Расстроился.
И поначалу было, отчего. Когда он спустился вниз, то увидел Птицу на стуле. Он наказан – а Немой не увидел, как.
Отец резал столешницу, сдвинув брови, а на краю стола лежал снимок. Видно, новые люди заходили и оставили, а может, передали через кого.
Немой подошел, взял его в руки. Первым делом увидел отца – он словно смотрел из снимка наружу. Затем отыскал и себя на плече Монеты. Рассмеялся.
– Забери, – сказал отец.
А ведь сперва казалось, что он так занят мыслями, что не заметил Немого.
Он бережно убрал в карман фотографию и показал на Птицу.
– Все. Долетался, – ответил отец.
Немой еще покрутился поблизости, обошел Птицу, в окно поглядел. Вскоре пришел докторишка, и он вышел на улицу – стал смотреть, как люди по бутылкам шмаляют.
А потом и отец пришел.
Да, Царевна исчезла, как и другие – но отец-то всегда оставался.
Он дал Немому оружие и учил хорошо стрелять. А потом и сам взялся. Он хорошо стрелял, даже левой рукой. А уж правой! Немой дождаться не мог, когда снимут повязку и отец снова покажет, на что способен.
Потом к нему снова пришли – он в дом собрался.
– Хорошо, молодец, – потрепал Немого по голове, взъерошив волосы.
Он остался на улице – глядеть, как Жернов с Монетой спорят на какую-то девку. Решили сыграть на нее, но в дом не пошли – сели на ящиках на улице, чтобы не отца не бесить, пока занят.
Немой встал за плечом Жернова, но знаки подавал Монете. То вверх глаза поднимал, то опускал, то моргал – все, как тот и учил.
– Да что за дерьмо! – взбесился Жернов, проигравший и в третий раз, отбросив карты. – Ты палишь, Немой? А ну говорите!
– Ну, на Монету-то он глазел… Но чтобы показывать – не, не видал, – ответил Клоп.
– Вот вы паскуды… Где-то точно обставили.
– Да не фартит тебе просто, угомонись, – смеялся Монета. – Все, моя матрешка – Аленушка.
Смеялся и Немой. Сначала – вместе со всеми. Потом – потому как вспомнил, что отец хвалил. А после про снимок снова подумал – и опять широко улыбнулся, показывая беззубый рот, в котором еще не все молочные зубы поменялись на коренные.
Фотография ему очень нравилась. Там – отец, и он сам, да и все привычные люди. И она – его, и потому Немой от души широко смеялся.
В первый день октября он просто был счастлив, как может быть счастлив ребенок.
Он ни о чем не думал, да и знать не мог, что этот снимок останется с ним на всю жизнь. Но не станет храниться украдкой – окажется в рамке на видном месте.
Отец, полагая, что подобные вещи могут довести до петли, просто о многом не знал. Какие планы бы он ни строил, однако никак не мог предвидеть, что уже совсем скоро, всего через год, в такой же первый день октября начнет отсчет новое время.