– Прими и соболезнования, и поздравления… Прости уж за такую цепочку.
– Благодарю, Лев. Стало быть, о моих переменах тебе известно – а вы-то тут как?
– Да как… Конкуренты обходят. С тобою куда лучше дела шли, – польстил обозреватель. – Впрочем, в последние дни и у нас оживление. Объявился новый Потрошитель.
– Неужели тоже намерен спасти город от жриц любви?
– Да нет, наш к барышням равнодушен. Его скорее стоило бы звать Расчленителем, да только не звучит, читателям не приглянется. Он отрезает руки и головы мертвецам.
– И что, много жертв?
– Четыре случая с понедельника. Может, и значения бы не придали, если бы отрезанная рука в городской управе не оказалась. Господин Демидов весьма заинтересовался.
– А остальные три случая?
– В тот же день руку нашли в колодце в квартале мастеровых, а на берегу семью порезали. У одного из работяг голову отняли да с собой унесли. И утром сегодня там же на берегу еще тело обнаружили без головы и руки.
– И что говорит полиция?
– Официально? «Идет следствие».
– А неофициально?
– Пока воедино их не связали, каждого отдельно рассматривают. Якобы тот, чья рука оказалась в управе, китайский купец – его с целью грабежа порешили. Тот, что с берега, якобы в карты задолжал, за то и сам головы и лишился, и родные – жизней.
Бирюлев снова пожевал пальцами цветочный лист.
– Но похоже, что они связаны.
– Безусловно. И наверняка это сделали Безымянные. Я, можно сказать, и подтверждение тому получил, хотя все и так очевидно. Наш разносчик газет как раз накануне ходил в Старый город и слышал, что там говорят. Но нам эти детали, разумеется, ни к чему. Потрошитель публике куда интереснее.
– А что слышал тот юноша?
Демидов протер бороду, захватив углы губ.
– Слово в слово не передам, но речь шла и про руки, и про тела, и про то, кто за ними стоит. Любопытно если – так сам его и спроси. Это Ленька Бочка. Он у нас недавно, ты вряд ли его встречал. К слову, если есть какое вдруг поручение, то он охотно возьмется – копейка сильно нужна.
– Буду иметь в виду, – кивнул Бирюлев. – Кстати, о лишней копейке. Едва совсем из головы не вылетело. Один мой знакомый ищет занятие для барышни. Та страсть как мечтает работать в газете, пусть хоть даже и с объявлениями.
– Да о чем речь, Георгий? Пусть приходит и скажет, что от тебя.
Покинув газету, Бирюлев отправился в доходный дом и арендовал квартиру во весь этаж. Стрелки карманных часов как раз приблизились к четырем, и он поспешил в сквер. Купил по пути букет анютиных глазок, занял лавку и принялся ждать.
Анна опаздывала. Через полчаса Бирюлев собрался уйти, досадуя, что столько сил потратил впустую – но барышня в белом платье все же явилась.
– Простите… Никак не могла раньше, – она часто дышала, словно и в самом деле добиралась едва не бегом.
Бирюлев легко поцеловал ее руку.
– Не желаете взглянуть на вашу новую квартиру?
***
– Мы вообще подумали, что она того, кого к хате подложили. Но, видать, не его. Тот жирный, а рука гляди какая тощая.
Алекс сбросил принесенное Носатым со стола.
– А почему сразу не сказал?
– Так как? Вроде ж, не до того было.
– Царевна! Иди сюда, твою мать!
Пришлось звать раз пять, пока она не явилась. То ли заспанная, то ли зареванная.
– Что?
Алекс указал на гостинец.
– Твоя?
Пустые глаза ожили.
– Я же Зубу уже говорила: не знаю я ничего! Машина открыта осталась, а кругом – тьма народу. Кто угодно мог подбросить.
Зубу, значит, она говорила. Выходит, знали все, кроме Алекса. Так не просто знали – еще и решали за спиной. Поди, если бы Носатый не припер эту руку, Алекс бы о ней и вообще не услышал.
– Подкинули, да?
Он вмазал по пухлой щеке.
– Но мне ты не рассказала.
Теперь ударил уже кулаком. Царевна упала. Завыла. Алекс тоже чуть не завыл: руку больно до дурноты. Со зла еще пару раз пнул Царевну.
– Где китаеза?
Носатый пожал плечами. Да и то – ему-то с чего знать?
– Где узкоглазый, сука?
Царевна дернулась:
– Не знаю! Не видела!
Носатый навострился из лавки. Едва в Зуба входящего не вляпался.
Тот глянул на Царевну, на руку. Сказал о другом:
– Не похоронят завтра. Праздник. Так что либо пятница, либо аж следующая среда.
– Какая среда? Жарища.
– Вот-вот. Я на пятницу уговорился.
– А меня спросил?
Зуб наклонил голову и назад шагнул.
– Ты же сам сказал – на четверг или на пятницу? А? Вспомни?
Надо выпить. Алекс плеснул в стакан водку, глотнул. Прошелся по лавке. Растрепанная Царевна сжалась в комок на полу. И ныла, ныла.