Закрыв за собой дверь, Царевна сняла с шеи веревку с ключами. Открыла прикроватную тумбочку. Там поднос, на нем шприц, жгут и ампулы. Привычные движения – открыть, набрать, выпустить воздух. Вену на пухлой, покрытой свежими синяками руке найти просто. Вот так… Еще миг – и она снова в кровати. Уже счастливая.
И то, что происходило в другом конце коридора… дома, улицы, города не имело значения.
***
За ночь Куликов высадил полторы бутылки водки.
Дневники, письма, записки.
«Я не в силах понять, за какие грехи мне отведено нести столь отвратительный крест. Иногда уверенность в том, что эта ноша меня покинет, настолько слабнет, что хочется совершить великий грех и своими руками прервать беспросветное существование…»
Это последняя запись. 14 мая 1908 года. Уже восемь лет страницы не пополнялись новыми откровениями, но отчего-то их не сожгли. Значит, не утратили важности – как и проклятая брошка с розовым бериллом, которую, как выяснилось, тоже хранили на дне шкатулки. Хотя и клялись, что выбросили.
А ведь Куликову пришлось пожертвовать всем.
За окном свистели. Не просто раз свистнули – нет, разразились долгой трелью. Спотыкаясь о ковер, цепляясь за ножки стульев, Куликов кое-как дошел посмотреть – но свистевший уже притих. Однако за это время стакан исчез, и найти его не удалось.
Сев на пол, Куликов продолжил пить из горла. Он незаметно для себя задремал, и очнулся от громкого стука.
– Да открывай, мать твою! Сейчас дверь сломаю! – мелодичный голос Свиридова.
– Иду, – шепнул Куликов и, схватившись за стол, кое-как встал.
Собственное несчастье оттеснило рабочий долг, о котором придется вспомнить.
Мертвецкая. Руки. Городской голова... Встреча в полдень. «Сложна ваша служба, сложна… Но верю я, что нашей полиции и не такое дело по силам. Не так ли?»
Увидев Куликова, Свиридов рассмеялся.
– Ну, с праздничком, Сергей Сергеич. Войти можно?
Куликов кивнул и поковылял обратно в комнату, что одновременно служила и гостиной, и столовой.
– Два новых трупа, – продолжил посмеиваться Свиридов. – Тот плотник из квартала мастеровых и его жена. Сам уже на месте, ждет. Так что одевайся-ка да пойдем.
Куликов в отчаянии покачал распухающей изнутри головой.
– Не могу…
– Да нет, придется. Да поспеши. Ле… Господин Демидов не любит ждать.
Квартал мастеровых… Убогие номера – дом в конце переулка немногим лучше барака. Тесная комнатенка воняла тухлым потом и раздавленными клопами. Опустившийся человек – тусклый, серый, всклокоченный – курил одну за другой и не смотрел в глаза. Он говорил что-то про плотника – дескать, тот неспроста нашел руку в своем колодце. И что-то еще… Что? Вылетело из головы.
– Я был там вчера, – растирая виски и лоб, сказал Куликов, и немедленно пожалел, вспомнив, что встречу нужно хранить в секрете.
– Вот как? Зачем?
– Гулял…
– Хм… Любопытный выбор. Ладно. Водка есть?
Куликов показал пальцем. Бутылка под столом упала и, будучи плохо закрыта, успела оставить лужу.
– Давай-ка выпьем.
Свиридов достал бутылку. Поднес Куликову невесть где найденный стакан, и сам отпил из горла.
– Ну? Подлечись.
Куликов отхлебнул.
– Да разве так пьют? Давай-ка за Рождество Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, – нараспев протянул Свиридов.
Новый сыщик сделал еще пару глотков.
– А как ты так? С женой, что ли, поцапался?
– Никогда не был женат, – Куликов залпом допил.
– Ну, ясно… Бывает. Давай собираться.
В голове прояснилось достаточно, чтобы понять: показаться в таком виде Демидову значило наверняка похоронить и карьеру, и репутацию.
– Я не могу!
– Куликов, не подводи, а? Велено, чтобы ты прибыл. Или мне доставить тебя силой?
Свиридов говорил дружелюбно, но, похоже, он не шутил.
– Ты просто постоишь рядом, и все. Потом я все тебе расскажу про убийство. А не явимся – так Сам с обоих шкуру враз спустит… А?
Чувствуя, что совершает ошибку, Куликов кое-как оделся, и, ведомый Свиридовым, добрался до улицы, где ждал автомобиль. Не полицейский: видимо, сыщик владел своим личным транспортом, и притом весьма недешевым.
От тряски в нагретом и душном транспорте непротрезвевшему Куликову окончательно подурнело. Он с трудом сдерживал тошноту и едва устоял на ногах, когда машина остановилась у крайнего в переулке дома и Свиридов помог выйти, заботливо открыв дверь и подав руку.