– Благодарю вас! – дама прижала руки к груди и кивком указала мальчишке на выход.
***
Как только тяжелая дверь захлопнулась, поставив на визите в гимназию точку, дама грубо схватила воспитанника выше локтя и прошипела:
– Хватит с меня! Больше не буду тебя выгораживать.
Тот вырвался и показал кукиш.
– Неблагодарный ублюдок!
Размахнувшись, дама ударила его по щеке. Мальчишка взглянул с ненавистью глазами-угольями, топнул и оттолкнул ее. Ростом он был ей почти вровень, и явно силен не по годам – она едва устояла. И ответила тем же.
Прохожие не без любопытства поглядывали в их сторону.
Защищаясь от града посыпавшихся ударов, мальчишка вцепился даме в руку и случайно сорвал великоватую перчатку. Показался глубокий давний шрам в форме буквы «А».
– Ну все, сейчас я тебе покажу!
Отшвырнув нечаянную добычу, ребенок бросился наутек. Дама немного помедлила, а затем, приподняв подол платья, чтобы не путался, поспешила вдогонку. Но совсем скоро выдохлась, чему способствовали полнота и не по-осеннему жаркий день.
– Немой! Немой! – крикнула она, останавливаясь и вытирая пот со лба уцелевшей перчаткой. Светлые волосы выбились из прически и щекотали влажную шею.
Узкая спина, которая виднелась вдали, скрылась в подворотне.
Наверняка он снова прибежит в старый дом. Придется поджидать его там.
Дама побрела обратно к гимназии, где осталась «Лиза» – видавший виды черный «Форд Т». Привычно раскрутив ручку, села. Тронулась нервно и слишком резко – едва не заглохла. Через несколько кварталов повернула направо и вскоре съехала в овраг, в Старый город.
На его немощеных улицах машина взметнула пыль и вечно пьяных бродяг.
– У, шалава! Куда прешь? – увернувшись, заорал оборванец.
Людей у старого дома видно издалека. Странно: едва за полдень, в этот час здесь обычно все спали.
Подъехав, дама оставила «Лизу» и присоединилась к толпе.
– Только мимо шли – не было. Назад идем – а он уж тут как тут.
– Вот ей-богу – как с неба свалился!
– Глянь на одежу: точно сверху.
Труп? Но такое тут в порядке вещей – кто бы стал из-за него собираться?
Дама протиснулась сквозь живое кольцо к пустырю. Там, и правда, лежало тело. Интерес к нему теперь стал понятен: у него не было ни головы, ни рук.
Но и это не все – что-то еще с ним не так.
Дама собралась подойти поближе, но ее окликнули:
– Что там в твоей повозке, Царевна?
***
– Зачем ты притащил ее сюда? За что ты так со мной?
Тусклый спокойный голос.
– Иришенька…
Цок-цок – и вот уже каблуки модных туфель, купленных в Ницце, царапают незастеленный пол наверху. Бах! Бирюлев зажмурился. Нет, не удержалась – хлопнула дверью.
Но – не более того.
Привычный сценарий, отыгранный за годы десятки раз, изменился с начала лета. Звуки стали тише, а представление – короче на часы.
Новые пилюли оказались способны на чудеса.
Ирина принимала их с тех пор, как они опоздали на похороны. Покидая Европу, она надеялась увидеть отца живым, но дорога заняла больше месяца. Даже странно, что Свиридов продержался так долго: телеграмма о его смерти застала в самом конце пути.
Ирина долго рыдала на станции.
Она рассчитывала, что успеет хотя бы проститься – и успела бы, но поезд сошел с рельсов.
Это случилось совсем недалеко от города, всего верстах в тридцати, однако не могло быть и речи о том, чтобы самостоятельно пройти через глухой лес.
– Мы ведь так близко!
Теперь ее было уже не унять. Отчаянный – до хрипоты – плач смешивался со стонами и криками раненых. И, наверное, она не замолчала бы до тех пор, пока полностью не лишилась бы голоса, если бы один из пассажиров – врач – не дал ей пилюли. Те подействовали мгновенно.
– Пусть сударыня принимает их по утрам, по одной натощак, – велел доктор, протянув пузырек и свою визитку.
Бирюлев немного изменил рекомендации: Ирина пила таблетки два раза в сутки по две. Но зато и сейчас оставалась спокойна, и тогда сразу притихла и стойко держалась в долгом ожидании повозки. Первыми с места крушения увезли пострадавших, уцелевшие же пассажиры смогли уехать лишь спустя двое суток. Когда они, наконец, добрались до города, Бирюлев сам едва не рыдал от усталости – зато Ирина не проронила ни слезинки.