– Объявления принимают несколько человек. Работа несложная: люди будут их приносить, а ты – просто раскладывать по размеченным стопкам. В конце дня станешь считать, сколько в каждой, подписывать и передавать старшему. Тот уносит их в типографию.
– Придется целый день стоять на ногах за конторкой?
– Вовсе нет. Когда люди подходят, то звонят в колокольчик. Услышишь – надо вернуться, а если посетителей нет, то ты можешь выйти. Посмотреть, как печатают и собирают газеты, как работают репортеры. Тебе понравится, вот увидишь. Будешь знать все новости до того, как их напечатают. Сможешь первой всем рассказать.
– Так мне ведь некому: я никого тут не знаю.
– Так познакомишься. Заведешь в газете друзей… У нас была одна барышня – вела колонку для хозяек. Кажется, она все еще там.
Бирюлев смотрел ей в лицо, прищурившись. Потом лукаво улыбнулся:
– Если так боишься репортеров, то сможешь болтать с помощниками. Взять хоть разносчиков газет – они, пока ждут новые пачки, часто в редакции отираются. Вот кто всегда знает больше самих репортеров. Я, когда работал, любил с ними словцом перекинуться. Помню, был один юноша – Леня, его еще звали Бочкой – так тот своими россказнями всю редакцию будоражил. Раз поговоришь – и тем на два номера.
– А почему его звали Бочкой?
– Вот ты у него сама и спроси, если в первые дни без компании будешь скучать, – подмигнул Бирюлев. – Только не говори про меня – иначе он тебе другой вариант расскажет. Тот тоже забавный, но не такой.
После его слов все и впрямь казалось простым, нестрашным и достижимым.
Анна широко улыбнулась, поднимая с тумбочки бокалы с шампанским – для себя и для Бирюлева.
***
– Эксперт сказал, что самого плотника застрелили после полуночи, а жену его раньше, может, в восемь, в девять. Ее во двор притащили.
Червяш битый час вещал о трупах из квартала мастеров.
– Все там с утра собрались. Даже Легкий пробыл полдня. Лично сам выяснял, что случилось.
Червяш давно не мылся. От него несло.
– Что он-то там делал? Жмуров пытал? – не выдержал Алекс.
Носатый – тот поодаль сидел – покатился.
– Ну как – что? Трупы рассматривал. Соловья слушал. На Куликова полюбовался – того, считай, принесли, так на водочку приналег, – у Червяша на все одно выражение рожи. Тоскливое.
Алекс и сам приложился к бутылке.
– Ты вот что скажи… Когда в гости ждать?
– Мы вчера встретились вечером. Мне сперва думалось, что не придет, или, может, не сразу. Но нет, явился. Он такой… Немного высокомерный. И не без амбиций: я его так в результате и подцепил.
И на что тут детали? Никаких долгих планов на легаша не было. Одна у него дорога. Но пока Алекс слушал.
– Я сказал ему, что смогу доказать – плотник нечист и совсем не спроста руку эту и нашел, и принес.
– А это так?
– Нет, вряд ли. Все говорит о том, что он случайно дорогу кое-кому перешел. Но Куликову я сказал, что есть и свидетели, и веские улики, которые связывают его и с недругами Легкого, и с много кем еще.
В лавку заглянул Зуб. Увидел, что Алекс занят – выйти хотел.
– Нашли китаезу?
– Ищем.
Искали уже второй день. Видно, все по борделям да кабакам, иначе не объяснить. Ну, не найдут – будет и им печаль. Не все же одному Алексу маяться.
Червяш продолжил.
– Я сказал ему, что дело надежное. За небольшие деньги – я четвертной просил – можно сразу продвинуться. А если другие узнают – например, Соловей, то, как водится, оттеснят нового человека… Он послушал, и…
– Когда, говоришь, он к тебе заходил?
– Время я не засекал, но совсем темно уже было. Десятый. С час пробыл.
– А плотника расчирикали в полночь? И идти от твоих номеров до его двора минут десять?
– Так вот к тому-то я и веду…
– Мог с этого и начать.
Алекс протянул руку к бутылке. Пусто.
– Царевна, неси выпить!
– Куликов придет. Завтра, – обещал Червяш.
– Вечером приводи. Похороны.
Царевна принесла водку. Следом за ней и Немой прокрался. Притаился поодаль – так в углу и сидел.
Когда все ушли, Алекс погрозил ему пальцем.
– Только повтори мне еще.
Тот дернул головенкой – согласен. Еще бы.
Дверь в лавку скрипнула – опять Зуб.
– Ну, Алекс, нашли мы китайца.
***
Куликов крепко спал за столом в кабинете сыщиков. Несмотря на церковный праздник и поздний вечер, участок не обезлюдел, но ни гул, ни выкрики не прерывали сон.
Перемешалось все: рассерженный голова Демидов, записи в дневниках, колодец в квартале мастеровых, отрезанная рука и застреленный арестант.