– Да это ж тот самый Павлуха Слива, что Рыжего хоронить ходил!
– Что, поп не ерепенился? – шепнул Алекс Зубу.
– Нет... Так и не бесплатно ж. Вон как за обещанное сверху расстарался…
– Это какое сверху?
– Так ты ж велел передать – «за усердие накинем»?
Алекс не помнил.
Ладно, не время для мелких счетов. Если Зуб что в свой карман унес, так выяснится. Нужно всего-то попа спросить, сколько тот заработал. Незачем усложнять.
– Ээээ… Стой!
Сбоку вдруг оживились. Вместо могилы в другую сторону обернулись.
– Ишь, как страдает, горемычная!
Алекс ближе протиснулся.
– Ну, ты даешь, девка, – Медведь поднял с земли Царевну. Попытался удержать на ногах, да только та дурью так накачалась, что стоять не могла.
Поп замолчал.
Повозка-катафалк, обитая черной тканью – на ней привезли Сухаря – еще не уехала. Извозчик на похороны остался.
– Неси в телегу, – велел Алекс Медведю.
Как отнесли Царевну, поп продолжил:
– Сам Един еси Бессмертный, сотворивший и создавший человека: земные от земли создахомся, и в землю ту и пойдем…
Начали, когда полудня не было. Уже часа два прошло. Самый разгар пекла такого, будто июль вернулся. Солнце жарило голову – а ту и так-то ломило. Плотная рубашка прилипла к спине, волосы – ко лбу. Свежая перевязь натерла шею. Глаза резало.
Но поп еще долго читал на память заученные слова. Поди, сам в них не верил. Но и он замолчал.
– Прощай, Сухарь! Прощай, брат! – крикнули из толпы.
Пора. Алекс взобрался на свежую насыпь. Как наклонился земли зачерпнуть –вокруг потемнело. Часы на жаре да боль любого свалят.
– Прощай, Ванька. Один ты, да ненадолго. Завтра еще не настанет, как будет тебе компания.
Алекс оглядел ближние ряды. Да, поняли его правильно. Хорошо.
Прощались дольше, чем хоронили. Потом выпили на могиле.
Вспомнили Сухаря.
– Как-то раз он мне крепко помог. Шмыгнул лавочник в кладовку – а оттуда с ружьишком. А я – с голыми руками: мимоходом зашел. Проблем-то с ним не было, вот я и не ждал. И тут, на удачу, Сухарь в лавку заходит – за папиросами.
– А, табачник… Это его вы лавку тогда спалили...
– Наш человек! Пусть земля ему будет пухом, – Соловей подошел недавно.
– Доктора бы тебе, – пробубнил Медведь в ухо.
Как утром увидал, что под повязкой, так, видно, из головы не шло.
Проклятая рука. Ее раздирало, будто внутри за раз выдрали три десятка зубов. Снова распухла вдвое.
– От них нет толку.
Другое дело – жирный китаец. Он бы все быстро поправил. Да только того вчера со дна реки подняли. Нашли на берегу обрывки пестрые одежонки, зашли в воду проверить – а там и он. С камнем в обнимку.
Новый невнятный жмур прямо под носом.
Дойдет и до него очередь, да только Рыжий – вперед.
– Помнишь, наши по лету спасли в лесу докторишку? Давай я найду его да к тебе приведу. Как-никак, наш должник.
Алекс помнил эту историю. Лесные там, часом, стали святыми.
Уже давно пора их навестить да мозги расправить.
Но, может, и к лучшему, что докторишка тогда уцелел.
– Ладно, веди. Но не сегодня. Вечером я жду гостей.
Обещание, данное Сухарю, надо сдержать.
***
Утром позвонил Легкий. Горничной, взявшей трубку, сказал нечто такое, отчего у той еще долго горели щеки и блестели глаза.
Бирюлев улыбнулся, перед тем как ответить – так голос звучал приветливей:
– Рад слышать!
– Ты уже общался с Червинским? Или ездил в деревню, как я тебе говорил?
Раз Легкий изменил отношение к проблеме Бирюлева, значит, она коснулась и его. Но как?
– Пока нет. Опасаюсь...
– И в самом деле, один можешь не справиться. Так что я отправлю с тобой Соловья. Он ничего не знает, а что ему рассказывать и куда вести – сам решай.
– Спасибо! – что же придется сделать взамен?
– Пообщайся, узнай Соловья получше.
«Да куда уж лучше?» – едва не сказал Бирюлев, но вовремя понял подтекст. Легкий просил приглядеться к его лучшему человеку. Однако насчет доверия в свой адрес заблуждаться не приходилось. Вполне вероятно, что это Соловью приказано наблюдать за Бирюлевым.
Но в любом случае его помощь окажется крайне полезна.
– Он сам к тебе зайдет днем. А потом ты все мне расскажешь.
Дожидаясь Соловья, Бирюлев просмотрел газеты. Некий Смотритель – любопытно, кто из репортеров скрывался под этим незатейливым псевдонимом – писал об убийствах Расчленителя. Демидов все же решил остановиться на более точном, хоть и менее благозвучном, прозвище для полезного для газеты преступника.