– Не было никакой возможности… Свиридов и эти люди появились как раз тогда, когда мы намеревались… Но все же позвольте – по какой причине я арестован?
Начальник участка еще раз внимательно осмотрел Куликова, а затем отмахнулся.
– Если бы ты был арестован, я бы подписал бумагу. А я никаких бумаг не подписывал. Хоть и хочу. Всех бы вас, паразитов… Все, Куликов, оставь меня.
«Но даже если тебя сразу не арестуют – на этом все не закончится. Скоро он узнает, что случилось с Соловьем. Только ты-то останешься первым, так что твой рассказ, хоть по праву первенства, а выиграет в правдоподобии».
За Ерохиным со скрипом закрылась дверь, а Куликов уселся прямо на ступеньку, закуривая очередную папиросу.
***
Бирюлев несколько раз вставал. Курил, прохаживался по комнате, плеснув по пути коньяка.
Когда за окнами посерело, в бесплодных попытках уснуть больше не было смысла. Одевшись, он спустился вниз. Ирина еще спала, а горничные поглядывали с недовольством – присутствие хозяина стесняло работу.
Просмотрев свежие газеты по диагонали, Бирюлев начал читать и книгу, попавшую под руку. Ею оказался бульварный роман жены, скрытый под вполне солидной обложкой, да еще и французский – а в языках Бирюлев никогда не был силен.
Промаявшись часа два от безделья, он все же решил, что давнее знакомство извиняет ранний визит, и отправился к городскому голове.
Серые субботние улицы еще не до конца пробудились, и нечастые пешеходы, встреченные на пути, были, в основном дворниками да прислугой.
– О, Приглядчик. Давно не виделись. А Легкого в овраг вызвали ни свет, ни заря. Что-то там несусветное – прямо сюда за ним прискакали. Дождешься? – нетрезвая Вера, не дожидаясь ответа, сделала шаг назад – пропускала гостя.
Она редко открыто бродила по резиденции, но хмель и отсутствие Легкого, видимо, побуждали не помнить об осторожности.
– Выпей со мной.
Бирюлев отказываться не стал. Вера разлила коньяк по винным бокалам, а после предложила сыграть. За картами да бутылкой время шло незаметно.
Уже перевалило за полдень, когда в гостиной, наконец, показался хозяин. Уставший и взвинченный – Бирюлев понял, что разговора снова не выйдет, прежде, чем Легкий заговорил.
– Соловья прикончили, – глухо сообщил он, отправляя шляпу прямиком в угол.
Дорогой светлый костюм запачкан в крови, костяшки рук стесаны.
– Как? Почему? – карлица нахмурила лоб, светлые брови сошлись в единую линию.
– Что случилось?
На сей раз в случайность не верилось настолько, что захмелевший Бирюлев уже готов был верить в любые простонародные россказни.
– Алекс. Черт подери его, суку...
Легкий взял Верин бокал, выпил залпом и дернул со стола скатерть. Графин, бутылки, бокалы и блюдца разлетелись по залу, мелодично оповещая о погибели.
И по причинам, о которых не стоило знать никому в целом свете, Бирюлев чувствовал себя так же, как и они.
***
Приглядчик – белый и мятый, точно стираная простынь. Опять доигрался, только сейчас Легкому не до его проблем.
– Расскажи-ка теперь ты – про вчера. Куда с Соловьем ходили? О чем говорили?
Тот опустил глаза – прямо смотреть не любил:
– Да я не помню ничего необычного...
Руки так и чесались, но на эмоциях уже и так за утро наделано. Кишки своего человека благоразумию не сильно способствуют: и слова были, и без причины разбитый нос Сеньки. Легче не стало – вред один.
Легкий глубоко вздохнул, а выдохнул не сразу, медленно. Снова заговорил – спокойно, ласково, как с младенцем.
– А ты просто вспомни все по порядку. Не суетись, не спеши. Я тебя послушаю и уж подумаю – надо ли мне оно.
Сам он видел Соловья живым в пятницу. Заглянул таким ранним утром, что Легкий еще не вставал, хотя из-за визитов в городскую управу от многих привычек пришлось отказаться.
– У Куликова прежде были большие проблемы. Он затеял драку с начальником участка прямо на пороге его дома. Натуральное нападение. Но все же история замялась и послужному списку не повредила.