– Здравствуйте, – подходя, Куликов приподнял шляпу.
На приветствие ответил только один, другие отвернулись, убирая с глаз и бутыль.
– Я ищу Тимофея Голикова. С вами должен работать.
– Верно. Но не работает больше, – не оборачиваясь, буркнул самый старший, с короткой квадратной бородой.
– Квасит Тимоха вторую неделю. Как нашел всех своих дома с отрезанными головами… – поддакнул приветливый.
– Да ну, брось. Каких всех? Это только Тимоху-младшего так, – вмешался третий, здоровый детина. – Наказали.
Куликов решил не спешить с объявлением своего рода занятий.
– Слыхал, в карты он был любитель? Молодой Тимофей-то. За долги и…
– Да не… Бред это. Не так все там вышло. Сам он нашел для себя беду. Мало, что не с теми людьми связался, так и набедокурил по глупости. Тимофей Иваныч еще в начале лета говорил – чую, мол, добром не кончится… И вот.
– Петька! – шикнул старший, и наконец-то обернулся к Куликову. – А ты вообще кто?
– Сыщик четвертого участка Куликов.
– Тьфу… Где ж вы, мать вашу, раньше-то были? Не дождаться вас, не дозваться. Даром казенный хлеб проедаете.
– Охолони, дядя Леня! Простите. Он Тимофея Иваныча сосед, всю жизнь бок о бок, и детей крестил, – приветливый примирительно потрепал старшего по плечу. – Каково ж это, а? Когда раз – и нет целого дома. Семь душ.
– А вот моего соседа давеча прямо средь бела дня с берега утащили, – задумчиво сказал здоровяк – тот, что знал, в какую историю влез обезглавленный. – Барин богатый. Сначала в речке топил, а как я заступаться – так стрелять начал. Схватил Леньку и поволок. А парнишке едва семнадцать годов, и пять ртов на нем. Уж и нет в живых-то, поди. Только кому до него есть дело? А ведь в газете аж работал разносчиком. В той, которая все про страшное печатает.
– Картинки с покойников… – перекрестился старший.
Здоровяк поднял голову, поглядел прямо в глаза, и продолжил жалобно:
– Леня его звали, Потапов. Либо Ленька Бочка. Дед его был знатный бочарных дел мастер, так всех Бочками и прозвали. Помогите, а? Ведь жаль же парнишку.
Оборванный рассказ об обезглавленном Тимофее заинтересовал. Можно попробовать завоевать доверие докера. Куликов в любом случае собирался искать фотографа. Почему бы не начать с газеты, а заодно и не навести справки о похищенном?
– Я прямо сегодня постараюсь о нем узнать, – вполне искренне пообещал сыщик. – А что еще у вас тут творится?
***
– Как газета?
Анна, набрав шпилек в рот, торопливо собирала волосы перед зеркалом в неизменную высокую прическу. Она уже опаздывала.
Бирюлев пришел к ней среди ночи, разбудив – уж слишком захотелось отвлечься от нелегкого дня. Настолько, что он рискнул оставить Бочку одного в запертом на ключ кабинете. Сбежать тот не должен – после такого количества пилюль Ирины, очевидно, будет спать еще долго.
Во всяком случае, во время визита врача – весьма неприятного типа, который, впрочем, и в самом деле не задавал лишних вопросов – Бочка не очнулся. Мычал и шевелился, двигая веками, когда тот обрабатывал рану, но глаза не открыл и ничего внятного не сказал.
Только и сам Бирюлев до сих пор ничего от него не добился.
Анна буркнула что-то – из-за шпилек ответ вышел нечленораздельным.
– Хорошо, что тебе нравится, – наугад ответил он и встал с постели, пропахшей ее дешевыми духами. Фиалка? Надо будет подарить ей что-нибудь поприличнее.
– Я познакомилась с барышней, которая тоже принимает объявления. Ее зовут Мария Васильевна. Она предложила вместе сходить в воскресенье в le cinématographe, – вынув шпильки, сообщила Анна.
Французское словечко в ее речи – что-то новое, и тоже наверняка родом из газеты.
– Ты не против?
– Конечно, нет. Как я могу быть против?
– А ты как планируешь провести воскресенье?
Бирюлев поморщился: все всегда одинаково. Не проходит и месяца, как каждая начинает стремиться заполучить доступ к тем сферам жизни, в которые ее не приглашали.