Выбрать главу

– Понимаю. Не беспокойтесь. Обращайтесь, когда вам будет угодно. Я очень рад, что вы ошиблись, но посетить вас мне не в тягость, – полицмейстер осторожно поцеловал тощую руку Ирины, очевидно, собираясь уйти.

– Ммм… Простите, Николай Митрофанович, очень неловко просить вас – но нервы, как я и говорю, разыгрались, и, боюсь, сегодня я не усну. Не мог ли бы один из господ полицейских оказать мне услугу и остаться до утра в доме?

– О чем речь… Рыжов, побудь с госпожой Бирюлевой.

Бородатый легавый, который только недавно словно нехотя разжал хватку и отошел на шаг, уныло кивнул.

– Сонечка, пройдем в гостиную, – сухо велела тетка, едва полицмейстер и его свита перешагнула порог. – И вы, господин Рыжов. И вы… Вы. Присядем, выпьем чаю. Но сперва я позвоню твоей матушке – боюсь, она беспокоится, что ты до сих пор у нас. Хотя с тобой и… эээ… ваш дворецкий. Впрочем, вы можете быть свободны. Вас наверняка заждались.

Зуба не пришлось просить дважды, однако на прощанье он успел обменяться с Царевной взглядами. И там было такое непонимание и обескураженность, каких она еще нигде не встречала. Царевна и сама-то чувствовала себя совершенно потерянной – но у нее хотя бы была цель, о которой он не мог и догадываться.

Сложно даже представить, о чем думал он.

Но Царевна и без того достаточно втянула его в неприятности. Сложно представить, что сделает Алекс, когда обо всем узнает… Но пока что ничего не оставалось, кроме как безжизненно повторить вслед за Ириной:

– Да, ты можешь идти.

– Вы так шумели, Сонечка, что я со сна перепугалась. Решила было, что в дом проникли воры, – объясняла Ирина, набрав пару цифр на новейшем телефоне – такой только недавно привезли в лавку Алекса – и дожидаясь ответа. – Вот и позвонила господину Селезневу. Он, как ты знаешь, наш сосед. А уж Николай Митрофанович позвонил в ближайший участок...

Видимо, в тот, где раньше работал Червяш, а теперь новый, Птица.

– Алло, барышня? Соедините, пожалуйста…

Ирина долго ждала ответа. Царевне очень хотелось курить, но папирос при себе не имела. Не ожидала такого исхода ночи – не запаслась.

– Наташа? Прости, что разбудила. Просто твоя дочь у нас, и я… Да, твоя дочь Соня… Да, Наташа, я подумала, что ты будешь беспокоиться. Конечно, приезжай…

Положив трубку, Ирина разбудила горничную колокольчиком и достала портсигар, предложив и Царевне, и бородатому легашу.

Тетка молчала, но ее неуловимые скользящие взгляды были красноречивее слов. Может быть, она и не знала наверняка обо всем, что творилось в собственном доме. Но без сомнения, тетка все понимала. И в этот миг Царевна возненавидела Ирину едва ли не больше, чем ее мужа.

 

***

 

Блины и кисель. Постоянным гостям, если те выказывали такое желание, их приносили из кофейни неподалеку. Увы, но отчего-то ничего другого получить ни разу не удавалось. Червинский, бывало, просил – но все равно вместо кулебяки с борщом получал кисель да блины. А сегодня еще и с ненавистным творогом.

Ночью пошел дождь – с худого потолка капало, то и дело попадая прямо в тарелку, но он даже не пытался ее отодвинуть. Сойдет и так.

Сидя у широко распахнутого окна, в которое задувало холодное утро, Червинский ковырял безвкусное кушанье, ежась и щуря слезящиеся глаза.

Стрелки красно-золотых вычурных китайских часов над стойкой еще не показали и шесть. Кроме бывшего сыщика, в столь ранний час на верхнем этаже в заведении дантиста – только хозяин да два полусонных гостя. Один из них, как и сам Червинский, провел здесь пару последних дней, потеряв счет времени. Другой заглянул не более четверти часа назад – и с тех пор вполголоса, но взахлеб, делился с хозяином новостями.

Червинский не вслушивался в бубнящий фон – тут он отдыхал, начисто забывая обо всем.

– Вот такие дела, Доктор. Что делать – ума не приложу, – громче прежнего сказал посетитель.

Червинский непроизвольно обернулся.

– Верни, – посоветовал, тоже повысив голос и косясь на бывшего сыщика, хозяин – расплывшийся обладатель голой головы, покрытой пигментными пятнами, и давно сломанного сплюснутого носа.

За ночь нездоровый сон почти свел к нулю эффект снадобий, что здесь подавали. Так что не требовало особых усилий понять – сцена разыгрывалась специально.