– Доктор сказал, Николаша, что… – словно оправдываясь, начала Ирина.
– Очередной шарлатан. Уж я-то их перевидал.
От полумертвого Николая – чем скорее бы тот утвердился в своем скором статусе покойника, тем меньше осталось бы хлопот – мысли перескочили к его брату, объявленному невесткой пропавшим. Затем сделали круг и снова вернулись к анонимным запискам. Да, последние несколько дней их не было – но не верилось, что Бочка, все так же молчавший, не заменяем. Найти другого разносчика – не проблема, но пока отправители чего-то ждали.
Бирюлев машинально крутил на пальце обручальное кольцо и пытался себя отвлечь, но, пройдя по невеселому маршруту злоключений, снова утыкался в находку.
Даже если отбросить газету, с которой вопрос еще можно уладить – его видели домовладелец и соседи. Да что там – прохожие на улице без труда укажут, что именно он – и есть тот господин, который часто прогуливался с барышней в сквере. Кафе, магазины... Все без сомнения вскроется. Чертовски ненужный штрих к репутации, если худших последствий и получится избежать.
Через час Легкий, провожая гостей, открыл дверь кабинета.
– Рад был видеть… Проходи, Приглядчик.
Он, хоть и уже навеселе, а еще налил себе коньяку. Не обидел и Бирюлева – и тут уж он отказываться не стал. Осушил стакан залпом.
– Ну-ну… Что, опять жизнь не ладится?
Набрав воздуха в легкие, Бирюлев помолчал с миг и выдохнул:
– Барышню убили в квартире, которую я для нее снимал.
Легкий сдвинул брови и принялся рассматривать чернильную ручку, вынув ее из держателя в форме маленькой шахматной доски. Таких историй он слышал немало.
Как бы не был Бирюлев занят собой, не мог не увидеть – несмотря на показное радушие перед прежними посетителями, Легкий устал и зол.
Но выбора не было. Скоро о происшествии наверняка доложат в полицию.
– Ей разбили голову, – но она все еще дышала. Крови было совсем немного. Отвратное зрелище.
– Зачем тебе это было надо? – равнодушно спросил Легкий.
– Это сделал не я.
Он многозначительно фыркнул.
– Но ведь правда не я! Это был полицейский. Он выбежал мне прямо навстречу.
– А, даже так? И кто он?
– Не знаю. Невысокий. Темноволосый.
– И все?
– Больше ничего не запомнил.
– Скажи-ка, Приглядчик – как рассчитаешься? Не только за это – за все.
– Ты знаешь – сделаю все, что попросишь…
– Ты и так должен. Без напоминания и просьб. Но пользы от тебя давно никакой.
Бирюлев не был согласен, но спорить не стал.
– Прошу, Легкий. Если ты не поможешь, меня точно обвинят.
– А ты в следующий раз просто подумай сперва. Головой. Я не стану больше убирать за тобой дерьмо, – монотонный спокойный голос не предвещал добра. – Сначала окажи мне услугу – тогда я, может, и передумаю. Но сейчас – пошел вон.
***
Верка за день живо подрастеряла уверенность.
– Ну, что ты от меня хочешь? Я ничего не скажу, ты знаешь. Да и Легкий не станет из-за меня суетиться.
Говорила спокойно. Улыбалась даже. Но понимала, что дальше будет не сказка: в шалавистых длинных глазах – страх. В комнате им воняло.
Алекс тоже улыбался – показал все зубы.
– А раньше, вроде, тут тебе все по нраву было. Хоть и не дворец, как у Легкого, но разве так уж хреново?
Комната с кроватью и с периной. Стол со жратвой.
Привязывать ее нельзя, бить – тоже. Нет уж, все, как у царицы.
– Мне и сейчас все нравится, да только ты ж не в гости меня привез?
– А может, одиноко мне без компании? Вон, Царевна моя наверх подалась и прощаться не стала.
Верка уставилась в потолок, но долго молчать не смогла.
– А дальше-то что? Мы ж не дети, что толку воду толочь.
Алекс сделал вид, что не слышит. Закурил, выпустил дым через ноздри. Заговорил о своем
– Роют, говорят, под Легкого в городе. Думаешь, усидит?
Она пожала плечами.
– Легкий – как дом без опор: дунул ветер, и сдуло людей. А люди – они же стены и есть. Да?
– Это еще ничего не значит… У тебя тоже такое бывало, – рожа наконец-то перекосилась от злости: бесилась Верка, что так тупо попала в ловушку кретинскую.