На пороге ждал Жернов.
– Убью.
Докторша, взглянув украдкой, повернулась спиной.
Алекс потащил Верку по лестнице. Она цеплялась за перила. Отрывать сложно: мелкие пальцы быстро и цепко, как присоски, хватались обратно.
До первой открытой комнаты добирались долго.
– Что теперь? Пытать будешь? – глаза сухие и злые.
Алекс вытер взмокший лоб, рассмеялся.
– Что ты, Верочка. Извиниться хочу. Вот же бес попутал. Поедем сейчас наверх – погуляем. Платье новое тебе куплю. А? А потом домой пойдешь.
И вот теперь обезображенную шрамами рожу перекосил страх.
– Нет, не надо! Лучше сразу убей!
– Да разве можно? – Алекс потрепал ее по растрепанным волосам. – Ты ж тут в гостях. Когда мы с гостями такое делали?
– Не, никогда, – это Жернов, зашел следом.
– Ладно… Проси, что хочешь – я все сделаю.
– Так мне ничего не надо.
– Прошу! – Верка прижала к груди маленькие ручонки.
Разбита любимая кукла Легкого. Век бы глядеть.
***
– Какой сегодня день?
– Субботний.
– Да я не о том, – но если бы не секретаренок, то сам бы Легкий уже и не вспомнил, суббота нынче, вторник или среда. – Число какое?
– Семнадцатое было.
Больно пискляв голос у гостя. Каждый звук – как игла в ухо.
– Дело-то такое… Я приезжий. Заработка лишился, а дом ограбили незадолго. Отчаялся я, а семью кормить надо.
А между тем, вечерний звонок Ерохина снова подтвердил негодность легавых. Целых две недели прошло – а все так же неясно, кто расчленил Свиридова, и, главное, что хотел дать понять. Это значило, что никто в городе не бессмертен? Ну так Легкий и сам не дурак, уж получше других знал, что если сильно насолишь, то не спасут ни кресло, ни даже корона. Даром он, что ли, всю жизнь на улицах прожил? Нет, тут что-то куда более хитрое, однако – попробуй пойми.
– Я сам-то из простого народа, из рабочей семьи, но вышло так – в училище вот сперва был, потом в этот город подался, а тут… О вас так хорошо в городе говорят. К слову, вот… – попрошайка вытащил из кармана сложенную газету, что с собой притащил. Угодливо положил, открыв на нужном месте, на стол.
«Еще не будучи городским головой, господин Демидов из личных средств оплатил строительство и последующее содержание читальни».
Легкий ее отодвинул.
Эх, если бы только проклятый Соловей был здесь – мигом бы все загадки закончились. Но и об его мутных проделках Легкий знал не больше, чем прежде. Не было нужной длины нитей в руках – только в этом и вся проблема. Кто-то слишком близко, а другие, наоборот, далеко – и потому и те, и те равно молчат.
А нет их по одной причине – потому что нет Соловья. Вот круг и замкнулся. Не так-то просто найти замену, кто бы там что не говорил.
– Я рискнул набраться смелости и прийти к вам… Простите мне мою дерзость, но вы моя последняя надежда.
Катька, жена Хвоща, принесла кофе. Никакой услужливости – шмякнула поднос на стол, как трактирная девка.
– Я молю вас о помощи…
Проситель взвизгнул особенно мерзко. Звук разбудил черную Швабру. Она выползла из-под кресла, потягиваясь, как кошка, подлезла, хвостом виляя. Легкий отодвинул ее ногой, но шавка не послушалась – продолжала тереться. Он поддался – почесал пса.
– Сколько?
– Я всего лишь хочу попросить о ссуде…
– Сколько тебе надо?
Легкий вытащил портмоне, заглянул – а не пусто ли? – и швырнул ему на колени.
– Забирай.
– Василий Николаевич…
– Бери и уйди!
Попрошайка неловко поклонился, взял портмоне, сунул за пазуху и был таков. Денег не жалко, а прикормить мелочевку не вредно – никто не знает, когда и от кого будет толк.
В кабинете душно, голова ныла днями напролет. Легкий уже не помнил, когда не слышал этих укусов боли.
Между чередой гостей и бесконечным трепом захотелось выйти и подышать.