– Кто – «они»? – снова спросил Червинский.
– Как их зовут, я не знаю. Имена никогда не звучали. Но могу описать тех, кого видела чаще всего. Худой пожилой господин с длинными усами – полагаю, еврей. Потом другой – светловолосый и такой… как бы сказать… тусклый? У него был приятный голос. Третий – высокий, крепкий, рыжий. И еще уши – большие, оттопыренные. Главным у них был четвертый – он и заставил меня написать Наталье. Прежде он заходил лишь пару раз, но я его хорошо запомнила. Среднего роста, лет тридцати. Весьма хорош собой.
– Покажите кабинет Свиридова, – попросил Червинский.
***
Преферанс в доме судьи затянулся до утра. Бирюлев больше пил и молчал: играл он скверно, правил толком не знал, и обычно воспринимал эту игру как одну из светских пыток. Другие гости его взгляды не разделяли – они увлеклись всерьез. Однако время прошло с пользой – разговоры велись весьма интересные.
– Карта идет, – довольно заметил судья. – Что слышно про Расчленителей?
– Хорошего мало, но тут уже хотя бы связь очевидна. Нотариус Фридман, покойник наш, сомнительными делами пробавлялся, – ответил полицмейстер Селезнев. – Так что, поди, Семен Аркадьевич, хоть и не стоит так о мертвом, что-то задумал с отцовским заводом, а потом на попятную пошел и даже от наследства отказался. Видимо, подрезал тем самым кому-то крылья, вот так все и вышло. Но теперь уже думаю, мы все скоро выясним.
До сих пор Бирюлеву не удалось разведать ничего такого, что было бы интересно Легкому – и субботний визит в гости к нынешнему редактору оказался в равной степени скучен и бесполезен. Помимо разномастных сплетен, он лишь повторил то, о чем Бирюлев и так знал, включая упорный интерес к его персоне нескольких личностей явно неблагородного происхождения.
Однако того, о чем, вглядываясь в карты, судачили у судьи, Легкий мог пока и не знать. И, возможно, услышав об этом, он даже бы захотел поделиться чем-то в ответ. Например, своими соображениями о том, что происходило в доме Свиридова и с чем связано возвращение племянницы. Увы, но и до оврага Бирюлев так и не заставил себя добраться.
Это придется сделать, когда настанет время рассчитываться. Личное присутствие при этом, конечно, совершенно необязательно, но тут для неприятного хотя бы есть хороший предлог.
За ночь Бирюлев изрядно набрался. Так что, вернувшись, мельком заглянул в свой запертый кабинет, где томился Бочка – тот даже не проснулся – и отправился в свою спальню.
Но отдохнуть как следует не удалось.
– Жорж! Жорж, вставай немедленно! – Ирина грубо трясла за плечо.
Прошло много месяцев с тех пор, как она заходила сюда в последний раз, так что было, чему удивиться.
– Что случилось? – сонно буркнул он.
– Вставай и пойдем со мной. Прямо сейчас!
Опухшие глаза Ирины блестели и бегали, кожу усеяли знакомые красные пятна. Спорить с ней было чревато громкой истерикой, особенно болезненной после ночных посиделок, так что Бирюлев молча встал.
– Пойдем вниз.
По дороге до кабинета Ирина не сказала ни слова. Тишина нарушилась, только когда подошли к двери:
– Утром тебя искали какие-то люди. Они уже приходили, и я решила тебя позвать. Думала, что ты здесь – ты же часто тут ночуешь. Я стучала, но ты не открыл, и твой гость тоже не отзывался. Тогда я сказала им, что ты ушел, потом взяла запасной ключ…
– Какой еще ключ? Откуда он взялся?
– Я уже давно его сделала.
– Что? – раздражение все же взяло верх. – Ты считаешь себя вправе вмешиваться в мою жизнь?
– Скажи спасибо, – сухо отозвалась Ирина, открыла кабинет и вошла.
– Вот как? – хмыкнул Бирюлев, заходя следом. – Он сбежал? Из-за этого такая таинственность?
Бочка спал в кресле, как и ночью. По крайней мере, так казалось издалека. Обивка, плед и рубаха пропитались кровью из перерезанной шеи.
– Черт! Вот проклятье! – Бирюлев отступил на шаг.
Ирина держалась поразительно спокойно.
– Вот поэтому я тебя и разбудила.
Окно оказалось распахнуто, но больше никаких изменений Бирюлев не заметил.
– Кто еще его видел? Прислуга?