Приглядчик вернулся в кресло и туже прежнего сжался в клубок.
***
Пожалуй, лучше было принять предложение – невиданно любезное, с учетом того, что исходило от Ерохина – и остаться дома. Там бы Куликов просто хлебнул в свое удовольствие дешевой самогонки и отупело уснул. Мысли бы отстали.
– Помните меня? – тряс за рукав верзила-докер. – Вы еще про дядьку Голикова нас спрашивали и соседа моего, Леньку, отыскать обещали. Нашли?
Лет пять назад Куликову довелось читать любопытную книжицу. Она случайно попалась на глаза при обыске в заведении скупщика, выглянула из-под прилавка. Обычная книга в темно-синем переплете, похожая на мемуары отставного чиновника. Куликов – еще совсем сыщик-новичок – потряс ее, чтобы проверить, не хранится ли под обложкой нечто такое, что законом запрещено. Но нет – внутри были только страницы. Никаких иллюстраций, строгий шрифт. В тот же вечер, заступив на ночное дежурство, Куликов увидел ее среди улик и от нечего делать снова взял ее в руки и не заметил, как прочитал от корки до корки. Она рассказывала об ученом, который изобрел способ становиться невидимым. И несмотря на то, что открытие не принесло ему ничего, кроме страданий, и в финале – мучительной смерти, Куликов в течение последних суток все бы отдал за то, чтобы получить такую возможность.
Сколько лживых ужимок пришлось увидеть, сколько банальностей выслушать с того момента, как он опознал Анну.
Куликов до последнего надеялся, что она все-таки жива, что ей помогли.
– Вы держитесь, Сергей Сергеич. Ушаков, вроде как, уже и нашел убийцу, – зародил надежду один из полицейских.
Но стоило встретиться с сыщиком, как и она погасла:
– Нет, прости. Ошибся я, тот человек, на кого мы подумали, не причастен.
– Кто он?
– Зачем тебе? Хочешь побеспокоить невинного? Я все понимаю – ты не в себе от горя, но не следует тебе имя знать. Ни к чему, не то глупостей натворишь.
Как выяснилось, в курсе подозрений Ушакова был и Рыжов, но и тот остался нем.
Выручил один из полицейских, жалостливый оказался. Отвел в угол, да нашептал все, прежде слышанное от Рыжова. Теперь Куликов знал и внешность, и род занятий того, с кем путалась Анна, и даже вероятную фамилию.
– Только не думайте: раз газетчик, значит – мелкота. Он же на дочери самого старого Свиридова женат, наследник его, – предостерег сослуживец.
Это было уже что-то, но Ушаков прав: сейчас не лучшее время для визита к подобному человеку. Черт с ним со всем, если Анна в самом деле сбежала к нему, но если нет? Куликов потеряет шанс узнать имя истинного виновника.
– Ее ведь когда еще убили – что ж ты о пропаже-то вовремя не заявил? – протянув стопку, укорил Ерохин.
– Думал, сбежала к любовнику, – честно сказал Куликов. – Такое уже случалось.
– А ты и вмешиваться не стал? Эх, молодежь… Что за нравы. Где это видано, чтобы девка незамужняя сама за себя решала?
– Она не девка.
– Ну, прости, не так выразился.
– Ей было двадцать девять лет, – с детски-мстительным удовольствием сказал Куликов. – Никто не мог догадаться. Мы с ней погодки.
Единственный, кто на словах казался к горю сыщика безучастным, так это вечно пьяный Морозов – за что и заслужил молчаливую благодарность.
– Ты, конечно прости, что лезу… Но служба службой, как говорится. Я, пока тебя не было, еще раз все рассмотрел. Нотариуса, похоже, сразу убили: голову долой, и все. А потом зачем-то руку отрезали.
Элемент хорошо укладывался в общую мозаику, подтверждая, что Фридман был убит потому, что стал мешать. Но обдумать слова эксперта как следует у Куликова пока не было ни сил, не возможности.
– Эй, вы слышите меня? Так как, нашли Леньку-то? Бочку?
– Нашел, – согласился сыщик, равнодушно оглядывая берег.
Сегодня, в отличие от предыдущего визита, тут многолюдно. Сказывался и предобеденный час: докеры вернулись с разгрузки, прачки разнесли по домам белье, рабочие отстояли ночную смену. Теперь они толпились у воды, точно голуби – сизые, ворчливые, драчливые.
– Да неужто нашли? – охнул докер. – Где ж он?
– Убит, – соврал Куликов, знавший о судьбе мальчишки-газетчика ничуть не больше, чем прежде.