Легкий устал настолько, что порой, по утрам, когда едва продирал красные от недосыпа глаза, встречался с трусливой мыслью: бросить все и податься куда подальше. Нет, не всерьез. Так, минутная слабость. Тревожило, что она подступала все чаще. Или все-таки виной тому полные сорок лет?
– Что ты творишь, щенок? – спросил добродушно, посмеиваясь.
– Простите, Василий Николаич… Я нечаянно… – Митька – уже и заикаться стал – бросился возвращать все на место. Только больше изгадил.
– Бумагу унеси, придурок! – не утерпел Легкий.
Когда они остались вдвоем с Приглядчиком, он достал из кармана конверт, что заранее приготовил. Бросил метко, загляденье – приземлился аккурат на колени. Тот, не глядя, свернул его вдвое, сунул в нагрудный карман. Сощурился, на ковер глядя.
– Ну, говори, что еще тебя так заботит? – Легкий встал, принялся разливать припасенный коньяк по стаканам.
– Помнишь, я говорил тебе про письма? Они снова приходят.
– И?
– Просят десять тысяч.
– И что ты надумал?
– Я хочу наказать того, кто их присылает.
– Дельная мысль, – одобрил Легкий, вручая стакан. Присел поближе к Приглядчику. – Ну что, за дружбу?
– За дружбу.
Вытерев рот ладонью, Приглядчик продолжил.
– Полагаю, ты с самого начала был прав. Это Червинский.
Легкий вздохнул, навалился на спинку кресла. Не совсем своевременный поворот.
– Он мне нужен сейчас. Пока мы не сможем этого сделать.
Приглядчик широко раскрыл коровьи – даром, что светлые – глаза.
– Ты мне обещал.
– Точно. Я и помогу. Ты ж не дослушал, чего егозишь?
– Да. Извини.
Дурная привычка – так за все извиняться.
– Если у нас общее дело, то твои проблемы – мои. Но и мои – твои. Это не сделка. Я мало чем смогу помогать с петлей-то на шее, а?
Приглядчик кивнул.
– Ну так вот, сейчас непростое время. Много чего случилось, ну да не забивай себе голову, – в подробностях о своих сложностях Легкий в любом случае говорить не намеревался, да и Приглядчик не уточнял. – Мне только и нужно узнать, кто меня оскорбил. Уж уложу ублюдка в могилу, а потом хоть на ленты твоего легавого пустим. Идет?
Приглядчик поежился.
– Дочери его у меня. Они хорошо укрыты, но он вообще пока об этом не знает, – отхлебнув, сказал Легкий. – Возьми да обрадуй его. Я не скажу тебе, где они, но ты ж репортер – придумай детали. Полагаю, он живо забудет обо всем, чего от тебя хотел.
– Я пойду один?
– Возьми моего человека, Кольцо. Они уже знакомы.
К щекам Приглядчика быстро вернулся живой цвет.
– Хочешь – пугай… Хочешь, бей. Делай, в общем, все, что хочешь, лишь бы и моему делу не помешало. Ну, что?
Приглядчик бросился пожимать руку сразу двумя своими.
– Спасибо! Я знал, что ты найдешь способ помочь.
– Так мы ж партнеры теперь, о чем речь? – подмигнул Легкий.
***
В маленький свежий круг, намалеванный на доске белой краской, Алекс попал с четвертого раза. А сколько пуль улетело впустую, он не считал.
– Твою мать! – выстрел следом за удачным от цели оказался далек. Алекс бросил допотопный легкий револьвер на стол.
От усилий рука дрожала. И не особо-то расслаблялась, если трясти ею в воздухе.
И такого дерьма еще не меньше, чем на месяц. А что потом? Алекс не особо верил, что все просто станет, как прежде. Черта с два – сейчас он едва мог шевелить двумя свободными пальцами.
Но тот, по чьей вине он страдал, наказания так пока и не видел.
И если чутье не врало, то в привычном смысле и не увидит.
Хотя Алекс, когда старался отвлечься от злобы, что просто в клочья раздирала от догадки, уже и решил, что делать.
– Вот сука! – Жернов, спускаясь, впоролся башкой в потолок над лестницей. Словно в гостях. Водилось за ним такое: в свои мыслишки так уплывал, что не видел, что в шаге творится. Прямо как придурок Тощий.
– А, чтоб его, – держась за ушибленный лоб, Жернов рухнул на стул. Едва не разломал.