– Кто?
– Сосед. По поводу телеги.
– Да бери… Верни только.
– Так я уже брал, потому и пришел. Кое-что там с ней вышло. Вот, рассказать хочу.
Дверь распахнулась, как и глаза соседки – кажется, старшей. Она не успела заголосить – Куликов втолкнул ее и закрыл дверь.
Младшая, с ребенком на руках, поднялась из-за обеденного стола, занимавшего половину коморки.
– Я вас помню. Вы сказали, что из полиции…
– Я знаю о том, что вы видели, как погибла ваша домовладелица.
– Нет-нет, мы ничего не видели!
– Бесполезно отпираться. Это ничем вам не поможет. Надо было держать язык за зубами.
– Кому еще ты растрепала, дурища? – заголосила старшая. Ребенок заорал. Младшая принялась укачивать, всхлипнула.
– Я никому не говорила.
– Да уж… И что ты хочешь с нами сделать, изверг?
– Лично я – ничего. А вот те, про кого вы говорили…
– Что теперь будет? – всхлипнула младшая.
– Они хотят вас увидеть. Так что собирайтесь, а иначе, – Куликов на всякий случай достал револьвер. Но это было излишне: сестры, обнявшись, вместе заливались слезами.
– Я никому не говорила, правда! – уверяла младшая. – Ни душе! Только тебе! Разве что ты…
– Да побойся бога! Стала бы я…
– Живо! Хватит лить слезы.
– Убивай нас уж здесь! Не поедем мы туда, чтобы и нас так же, как Наташку, на лоскуты…
– Раньше надо было думать. Он тоже тебя видел, но думал, что у тебя хватит ума не искать проблем.
– Ну уж раз меня видел сам… – зажмурив мокрые глаза, младшая все-таки призналась. Уловка сработала, однако ответ, хоть и объяснял увертки Червинского, но и обескуражил.
Было, что с ним обсудить.
Куликов сделал вид, что прислушался к шорохам.
– Тихо! Я сейчас вернусь! – прикрикнул он и вышел на лестницу.
Вернуться он и в самом деле намеревался, но не к ним, а к Червинскому. Нужно только сперва одолжить в участке улику.
***
– Жорж! Жорж, проснись!
Ирина. Что-то снова вынудило ее пересечь порог спальни мужа и разбудить его. Но на сей раз она рыдала.
Бирюлев не спешил открывать глаза, хотя и не надеялся, что Ирина оставит свои намерения. Он не выспался: заснул на рассвете, вернувшись из Старого города. Они в деталях условились с человеком Легкого, что сегодня к вечеру вдвоем навестят Червинского, и обсудили план действий. Все это вселяло уверенность, впрочем, как и более ранние события дня. Впервые за долгое время Бирюлев не просто надеялся на лучшее, но и не сомневался в нем. Но для того, чтобы приблизить его наступление, нужны были силы, а те за несколько часов не успели восполниться.
– Жорж! Кажется, брат умирает!
Накануне ничего не предвещало подобного. Николай лежал в постели, однако весьма активно поддерживал разговор, улыбался и уверял, что чувствует себя куда лучше.
– Мне только что позвонил Мишель… Мы должны спешить.
Бирюлев быстро собрался, и менее, чем через час они уже были в доме больного. Многолюдно: старший племянник оповестил всю родню.
– Я могу его видеть? – спрашивала потерянная Ирина у всех подряд.
– Только тихо – он уснул. Доктор дал ему лекарство, и, кажется, стало немного легче, – схватив ее за руки, сообщила невестка.
Бирюлев и Ирина поднялись в спальню Свиридова. Тот лежал на спине, дышал тяжело приоткрытым ртом. Ирина села на кресло рядом с постелью, осторожно погладила по руке, поцеловала в лоб. Бирюлев оставил ее и с четверть часа прохаживался по коридору. Наконец, она вышла.
– Идем вниз?
– Да, я сейчас. Только зайду в уборную.
Когда каблуки Ирины затихли на лестнице, Бирюлев снова вошел в спальню Николая. Как бы спешно он не собирался, но пилюли все же с собой захватил.
Он равномерно рассыпал их по всем четырем новым пузырькам, за сутки выросшем на столе у кровати, убрал опустевший бутылек обратно в карман и повернулся, собираясь уйти.
Дверь была приоткрыта. В проеме, скрестив руки на груди и улыбаясь, стояла Сонька Свиридова. Миг – и исчезла, очевидно, поспешив к остальным.