«Тогда бой бысть немцов с литвой на Сряце реке и побиша литвы 40 тысяч», — пишет летописец. Ломоносов подчеркивает последние слова и энергично замечает на полях: «Враки». В другом месте летописец старательно расписывает характер князя Олега Рязанского. Ломоносов дает убийственный комментарий: «Олег любил дураков…»
Таких помет, развернутых и предельно кратких, остроумных и глубоких, мудрых и ироничных, сотни.
Моисеевой надо было установить библиотеки, которыми пользовался Ломоносов, содержание их тогдашних фондов, выяснить, какие древнерусские рукописи значились в каталогах и какие именно могли попасть и попали на рабочий стол Ломоносова. Она изучила фонды библиотеки Петербургской академии, Патриаршей библиотеки, Славяно-греко-латинской академии, Киево-Могилевской академии, библиотеки Эрмитажа, Александро-Невской семинарии, Посольского приказа, литературно-исторические материалы в музеях и архивах. Исследовательница побывала в Москве, Ярославле, Архангельске, Киеве.
Где только не встречала она эти пометы! Галина Николаевна так долго занималась Ломоносовым, что узнавала «речения» его по стилю и по манере. Но не по почерку, ибо он-то как раз почему-то всюду был разный.
И скептики чувствовали себя на коне. Позвольте, говорили они, какой же это Ломоносов? Разве это его почерк? Ничего похожего!
В самом деле, казалось, что приписки на трех фотокопиях древнерусских рукописей сделаны тремя разными людьми. Так ли это?
Именно такой вопрос и задала она криминалисту.
Задача была не из простых. Тексты, отдельные слова и знаки на большинстве фотоснимков получились нечетко. Не все снимки с рукописных листов были в натуральную величину.
Кроме того, пометы на рукописях были сделаны в разные годы, и не только на русском, но и на латинском языке. Словом, одно наползало на другое и создавало множество трудностей.
Но криминалист видел перед собой одержимого человека, и его самого охватил исследовательский азарт.
Экспертизу пришлось начать с азов. А начало — это, конечно, изучение биографии.
Итак, Ломоносов родился в семье неграмотного «государственного крестьянина»-помора. Обучался грамоте у дьячка. Первые его учебники — церковные книги и рукописи. Первая самостоятельная работа — переписывание духовных текстов. Первый дошедший до нас документ, к которому пятнадцатилетний Михайло Ломоносов «руку приложил», сохранился в церковной книге. Почерк маловыразительный, неустойчивый, сразу видно — в письме практиковался мало.
В те годы привычной для юного Ломоносова системой был церковный полуустав, отличающийся от так называемого устава прежде всего более мелкими буквами. Даже в конце жизни в почерке академика Ломоносова сохранились некоторые навыки ученика дьячка — элементы рисованных букв. Кстати, подобные признаки у его сверстников, выходцев из обеспеченных кругов, получивших светское образование, не встречаются.
Шаг за шагом криминалист прослеживал жизнь великого ученого. Славяно-греко-латинская академия, где он обучился латыни и настолько овладел ею, что позднее писал, сокращая слова, отсекая конец или опуская среднюю часть слова.
Потом учеба в Германии, возвращение в Россию и обширная переписка с вельможами. Почерк меняется — он уже не похож на тот, каким Ломоносов писал на далеком Севере, да и позже, будучи слушателем Славяно-греко-латинской академии. В новом почерке появились вычурность, красивость, завитушки. Великосветская переписка!
Не здесь ли «тайна трех почерков»? Конечно, следовало подобрать образцы рукописей Ломоносова, относящиеся к разным периодам его жизни, и сличить их, тоже по этапам, с пометами и приписками на древнерусских рукописях.
Немало времени ушло на подбор и изучение образцов. Криминалист получил три фотокопии документов, относящихся к периоду до 1731 года, одиннадцать — к 1734–1736 годам на русском и латинском языках, два были написаны в 1741–1742 годах, один в 1750 году, девять — в 1741–1747 годах, семь официальных документов и семь черновых записей 1740–1760 годов. Г. Н. Моисеева подобрала за те же годы десять черновиков, редакторских помет, записей на книгах.