Тогда Кучинский пригласил в качестве эксперта еще одно лицо, фотографа Е. Ф. Буринского. Через несколько лет в «Судебной газете» Буринский рассказал об этой запомнившейся ему трагикомической экспертизе.
«Гг. эксперты, — писал Е. Ф. Буринский, — единогласно признали, что подлог совершен несомненно подозреваемым г. Б., в доказательство чего отметили множество сходных букв в тексте доверенностей и в рукописях Б. Почему-то следователь признал необходимым повторить экспертизу при моем участии, и мне пришлось, таким образом, войти в состав консультации.
Следя за мельканием карандашей гг. экспертов, быстро отмечающих сходные буквы, я заметил, что карандаши моих товарищей то и дело попадают на рукописи жены г. Добродеева, сшитые вместе с рукописями Б.; было очевидно, что у гг. экспертов „раззудилась рука, расходилось плечо“ и удержу им нет! Мне пришла в голову мысль — подсунуть, кстати, в кучу рукописей Б. первую попавшуюся на столе судебного следователя бумагу, что я и сделал очень искусно. Когда же гг. сведущие люди дошли до подсунутой рукописи, то сейчас же отметили на ней 8 букв, сходных с буквами доверенностей, воображая, что имеют дело с рукописью Б.
Я тут же попросил г. следователя занести это обстоятельство в протокол и, кроме того, сам письменно изложил происшествие. Оказалось в конце концов, что гг. эксперты признали своим заключением виновными в подлоге доверенностей сразу трех лиц: г. Б., жену потерпевшего Добродеева и — о ужас! — самого следователя, многоуважаемого Ореста Антоновича Кучинского, так как подсунутая рукопись была написана его рукою!!!
Г[осподин] Б. был тотчас же освобожден от подозрения».
Потом выяснилось, что виновником в подлоге оказался совсем другой человек, тоже работавший в конторе Добродеева.
Для суда Буринский подготовил сюрприз. Для своего времени это было сенсацией.
Текст подложных доверенностей и рукописи Богомолова Буринский сильно увеличил. Затем он вырезал из тех и других буквы, которые господа эксперты нашли «поразительно сходными между собой», наклеил их на таблицу, поместив слева буквы почерка Богомолова, а справа — почерка подложных доверенностей.
Когда экспертам предъявили таблицу, они первоначально отказались верить, что это те самые буквы, которые они нашли «поразительно сходными между собой». Пришлось даже показать им увеличенные фотографии документов.
В обширном заключении Буринский указал: если надписи на чеках сделаны Богомоловым, то необходимо признать и следующее:
1) что Богомолов, делая их, держал перо не так, как он имеет обыкновение писать;
2) что сообразно новому, непривычному для него положению пера он изменил формы всех букв без ошибки;
3) что при таких условиях он написал более твердою рукой, с разными размахами, петлями и притом гораздо красивее, чем он пишет обыкновенно, и
4) что, делая вторую подложную надпись через три недели после первой, Богомолов не забыл ни одной мелочи и изменил в своем почерке все точно так же, как и в первый раз.
Остроумный опыт Буринского доказал, что экспертизу нельзя поручать случайным людям, не имеющим специальных познаний. Почерк — это целая наука, которой должны заниматься специалисты.
Любопытно, однако, другое. Оказывается, еще за четверть века до этого в Алексеевском равелине Петропавловской крепости были разработаны некоторые действительно научные основы исследования почерка. И сделал это человек, обвиненный на основании подложных документов. Обвиняемый написал научно обоснованное опровержение, в котором, правда, судьи не нуждались, так как отлично знали всю подноготную этого сфальсифицированного дела.
Н. Г. Чернышевского арестовали 7 июля 1862 года. Для царского правительства было совершенно очевидно, что перед ним опасный противник, которого следует как можно скорее устранить. Вся деятельность великого революционного демократа, автора смелых философских трудов, одного из руководителей журнала «Современник», человека, который притягивал к себе революционную молодежь, вызывала подозрение.
Но подозрение не доказательство.
Да, в России ходит по рукам грозная прокламация «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон», и автор ее, вероятно, Чернышевский.