— Не все, конечно! — голос Шеайнереса был высоким и насмешливым, и совсем человеческим. — Но это мы захватили для тебя, чтобы ты мог полюбоваться… а те, кто с тобой — узнать, как они будут выглядеть после Большой Крови. Каково?
Фелла Бестия насмотрелась за жизнь кошмаров. Но именно этот оказался самым жутким: наблюдать, как на глазах Мечтатель медленно превращается в Ястанира. Сначала это отобразилось в глазах: они больше не были бледно-голубыми, зрачки словно превратились в два миниатюрных солнца, и из-за этого глаза начали казаться зеленоватыми. Потом затвердела линия рта, на чистый юношеский лоб легла морщина, и складка залегла между бровями… развернулись плечи и выпрямилась спина, отчего начало казаться, что Экстер прибавил в росте. Витязь поднял голову так, будто на ней была корона — и от Мечтателя в нем не осталось ничего.
Может быть, только нерешительность, потому что он ничего не сказал и ничего не сделал.
Это озадачило Шейанереса, но ненадолго.
— Может статься, ты решил отойти от старых традиций? Что же, если ты не хочешь Малой Крови…
— Щиты! — вскрикнула Бестия, первой сообразив, что за этим последует.
Лютые Рати нанесли удар одновременно, как по команде. Серое, липкое, туманное нечто, напоминание о смертоносцах, вскипело перед их строем, в секунду преодолело расстояние между двумя войсками — и обрушилось на ряды защитников Одонара. Поток мерзкой гнили не давал дышать, лип и давил чем-то чужеродным — в первых рядах застонали, задыхаясь, маги и артефакторы… Щиты растворялись так, будто их просто не было. Раздались крики в рядах нежити — некоторые там упали, чтобы больше не подняться.
Клочья тумана рассеялись, когда по ним ударили солнечные лучи. Полоса сияния, пришедшая не пойми откуда, побежала вперед и обожгла сперва Ратников, потом нежить, которая толпилась за ними. Ратники выстояли все до одного, Морозящий еще и ухмылялся, из людей или магов никого не задело, а потери в несколько сотен клыканов или вулкашек никого не волновали.
Фигура Витязя теперь без труда опознавалась среди защитников артефактория. Артефакторы расступились, и Ястанир стоял, выпроставшись, сияя появившимся щитом, в руке — готовый к бою меч.
— Гайтихор, — интонации его голоса до костей пробрали последнего клыкана в войске Дремлющего. — Малая Кровь состоится.
Нельзя сказать, чтобы это вызвало у Дракона большое удовольствие. Он поджал губы, повернул голову — и из Лютых Ратей выдвинулся рослый воин, закованный в чешуйчатую, тускло посвёркиващую броню. Чешуя шла и по лицу, по безжизненным чертам, и загороженный щитом ратник источал какой-то металлический холод, и в войсках защитников Одонара начали ежиться. Кажется, каждая кольчуга и каждый щит потяжелели и принялись обжигать своих обладателей морозом.
Витязь, который в легкой холщовой рубахе шел между своих артефакторов, пробираясь в первые ряды, не повел даже плечом. Его свет становился все ярче с каждым шагом, как будто по мере приближения к противнику нынче крепла его уверенность.
Наконец он оказался стоящим чуть впереди остальных, точно так же, как и Морозящий — тот занял пост за плечом своего воина.
— До восьми смертей? — в голосе звучал намек на быль Альтау, насмешка и обещание, что смерть Витязя будет только первой…
— До восьми — и далее, — ответил Витязь тихо, и в его голосе звенела уверенность, что восемь Ратников не поднимутся сегодня после Малой Крови, а остальные — после Великой. И что радуга станет прежней, чего бы ему это ни стоило.
Что-то переплелось в воздухе — взывающее то ли к небесам, то ли к Первой Сотне, старинный кодекс Малой и Большой Крови был приведен в действие, пути назад не стало…
Рука Ястанира сжалась на клинке, полыхнувшем светом, и фигура начала обретать сияние, от которого было больно глазам — перед рывком навстречу ратнику, перед боем, который положит конец прошлому: и Ратям, и Морозящему, и Ястаниру…
Он почти сделал этот шаг, когда закричала Майра.
Слепая Нарекательница кричала так, будто ее пытали, в хриплом, почти птичьем вопле был невозможный ужас:
— Нет! Что ты делаешь, что делаешь?!
И тогда все увидели, как за спиной Витязя Альтау поднимается, почти сливаясь с солнечным сиянием, лезвие клинка.
Узкая стальная полоска неожиданно прорезала свет, пробила защиту, о которую разбились бы все мечи в Целестии. Клинок вошел под правую лопатку, Витязя бросило вперед, и тихий, удивленный, болезненный вскрик отдался в ушах защитников артефактория хуже взрыва.