Чтобы отвлечься и не так терзаться, я все больше налегал на физическую тренировку. Составил график ежедневных пробежек — утром покороче, вечером подлиннее. Стал меньше есть, особенно сладкого, вспомнил разные упражнения, которыми занимался в армии.
24 апреля было отмечено важным событием. В моем дневнике записано:
«Сегодня наконец-то кончилась говорильня. Теперь уж точно лед тронулся. Я позвонил на верфь в Дартмут, и мне сообщили: «Сталь для корпуса получена, и мы заложили киль». Эти слова прозвучали для меня как небесная музыка. Заказал столик в Королевском Южном яхт-клубе, чтобы отметить это событие. Теперь, как начнет поступать материал, дело пойдет быстро. Нелегко со всеми этими заботами да тревогами, и ведь на всем отражается — на поступках, словах, на отношениях в семье. У нас с Морин до сих пор нервы на взводе. Правда, мы разработали способ бороться с раздражительностью, и он нас здорово выручает. Если мы все-таки заводимся, то совсем ненадолго».
9 мая я снова отправился в Дартмут. В половине одиннадцатого вошел в гостиницу, а около одиннадцати часов, разобрав свои вещи, приняв душ и переодевшись, уже сидел в машине, готовый ехать на верфь. Чему-че-му, а быстро переодеваться вас в армии научат!
Въезжаю на территорию верфи — вот оно! Услышав по телефону, что киль заложен, я испытал огромную радость, а увидев его своими глазами — восторг. Несколько минут я сидел, не выходя из машины, и просто глядел. Да, немало труда пришлось затратить, зато теперь я полностью вознагражден… Жаль только, нет рядом со мной Морин, чтобы разделить мои чувства.
Потом я тщательно осмотрел заложенный киль, восхищаясь замечательным искусством строителей. Встретился за ленчем с руководителями компании и верфи, и глава фирмы заверил меня, что яхта будет готова в срок. После ленча прошел по всей верфи, познакомился и поговорил с людьми, которым предстояло строить мою яхту. Отличный народ! И как только выдался случай, позвонил Морин, чтобы поделиться с ней своими впечатлениями.
14 мая мне исполнилось тридцать лет. Морин записала в дневнике:
«Я уложила Сэмэнту пораньше, и мы с Чэем пообедали при свечах; было очень уютно. Последнее время мы мало бываем вместе, поэтому я особенно дорожу такими вечерами. Просто не верится, что Чэю уже тридцать лет. Когда он утром проснулся и вспомнил, что ему тридцать, то даже слегка расстроился. Сэмэнта, наше солнышко, спела: «С днем рождения, папуля…»».
Очередной уикэнд мы решили посвятить отдыху и совершить вылазку в Уэльс. Выехали из дома в шесть часов вечера в пятницу и прибыли на место довольно поздно. Тем не менее рано утром были на ногах. До чего же хорошо в горах! Мы отлично прогулялись. Тропа была не очень ровная, и почти всю дорогу я нес Сэмэнту на плечах. Проверка моей спортивной формы показала, что она далека от прежней и что я набрал лишний вес. Когда много времени живешь на свежем воздухе и обретаешь хорошую форму, в ноздрях как бы ощущается особый аромат бодрости. В тот день я ощутил только слабое веяние, но не сомневался, что бодрость ко мне вернется в полной мере.
В воскресенье, захватив еду, мы снова устроили поход. Погода была великолепная, мы даже вздремнули на солнце. Словом, оба хорошо отдохнули. Однако вечером надо было возвращаться в Портсмут, и на обратном пути мы почувствовали, как снова растет нервное напряжение. Твердили себе, что нельзя поддаваться, пусть нервы еще отдохнут, но легко сказать… Через несколько дней Морин записала в дневнике:
«Мы с Чэем стали похожи на заводных кукол, делаем все механически, автоматически, об усталости думать некогда. Но ведь совсем без отдыха нельзя, а не то надорвемся, и останется «Бритиш стил» без команды».
Мой дневник становится все более сумбурным. Я продолжал служить в своей фирме, но каким-то образом надо было вырываться в Лондон, в Дартмут, к парусным мастерам, к поставщикам приборов, к специалистам по оснастке — всех и не счесть, кто прямо или косвенно участвовал в подготовке моего плавания. Перечитывая теперь записи Морин, я вижу, какая нагрузка легла на ее плечи, сколь многим я ей обязан. В конце июня она взяла отпуск у себя на телефонной станции и вместе с Сэмэнтой отправилась к матери в Ньюкасл. Перед отъездом она записала:
«Я с таким нетерпением ждала отпуска, но куда приятнее было бы, если бы мы с Чэем могли провести вместе несколько дней. Но просить его не стану: у него сейчас слишком много забот, чтобы думать еще и о жене, которая мечтает вспомнить медовый месяц. Надо будет составить список всех дел, которые я должна сделать, пока буду в Ньюкасле: подсчитать, сколько понадобится провианта, продумать, что где заказать, и так далее. Мне кажется, Чэй ждет не дождется, когда мы уедем. У него столько деловых свиданий, а, когда мы дома, он старается больше побыть с нами и поневоле запускает какие-то важные дела».
Теперь и впрямь было похоже на то, что «Бритиш стил» будет спущена на воду в августе, и в октябре я смогу двинуться в путь. Стальная корпорация решила, что пришло время официально объявить о проекте, и назначила на 16 июля пресс-конференцию в отеле «Савой» в Лондоне. Разумеется, я очень волновался, но мы устроили накануне репетицию, и в конечном счете все оказалось не так уж страшно, как я себе представлял. Председательствовал мистер Картрайт, и меня встретили тепло. Пришло множество журналистов, нам задали около полусотни вопросов, по большей части весьма толковых и конструктивных. Меня удивило, как хорошо многие журналисты разбираются в технических тонкостях. А каким облегчением было сознавать, что наконец-то мои планы преданы гласности, общественность знает, что я задумал, не нужно больше отмалчиваться и секретничать.
Надо было решать вопрос о работе. До сих пор я честно выполнял свои обязанности торгового агента, но с каждым днем становилось все труднее совмещать службу и подготовку плавания. Моя служба мне нравилась, и в фирме ко мне хорошо относились, тем не менее у меня не оставалось другого выхода, кроме как уволиться, и я подал заявление об уходе с конца июля. Тем самым прибавилась еще одна забота, ведь я оставался без заработной платы, но что поделаешь?
Морин использовала свой отпуск в Ньюкасле на то, чтобы составить списки продовольствия, которое понадобится мне в плавании. Часть мы получили в дар от щедрых фирм, часть надо было закупать самим. Наши средства были крайне ограниченны, и Морин изо всех сил старалась следить за тем, чтобы они расходовались разумно. При этом она ухитрилась наряду с самым необходимым припасти и кое-какие лакомства. Поступающие с разных концов товары складывались в нашем гараже.
Помимо службы и встреч с разными людьми, от которых я мог получить помощь или совет, я при каждом удобном случае выходил в море на чьей-нибудь яхте. Это был для меня и отдых, но главное — я тренировался физически и упражнялся в навигации. Ведь у меня не было навыка работы с крупными яхтами, а тут я приобрел кое-какой опыт, и я искренне благодарен друзьям, которые брали меня с собой членом команды.
Дневник Морин рассказывает об этой горячей поре:
«17 июля. Рано утром Чэй отправился в Дартмут, где начинается следующий этап строительства. Обсуждал разные вопросы с инженерами верфи и Робертом Кларком. Домой вернулся поздно вечером.
18 июля. Ходили с Сэмэнтой в зоопарк — у нее завтра день рождения. Устроили ей праздничное чаепитие. Вечером выяснили, какая еще одежда понадобится в плавании.
19 июля (воскресенье). Сэмэнте три года. Отправились втроем в Саутгемптон, помогли Эрику Дауни отвести его 28-футовую яхту к новому причалу. У входа в Портсмутскую гавань сумели догнать 40-футовую яхту.