— То есть, если вдруг советские военнослужащие, официально направленные Советским правительством, вдруг окажутся в отрядах повстанцев, действующих против британских войск в Индии, Ираке, Палестине или, скажем в Северной Ирландии, то британским правительством это не будет рассматриваться как враждебные действия Советской стороны?
Посол пошёл бурыми пятнами и поспешил перейти ко второму вопросу.
— Британское правительство выражает решительный протест в связи с продолжением оккупации советскими войсками Прибалтийских республик, аннексию которых оно не признает никогда. И протестует против препятствий, чинимых советской стороной попыткам создания правительства Литвы на территории, освобождённой от германских войск.
Да, было такое, что группа литовских «политиков», сотрудничавших с нацистами, попыталась провозгласить в освобождённом Вильно своё независимое государство. Но, опять же, оперативно сработали чекисты, и вместо министерских кресел эти приспешники фашистов отправились на тюремные нары.
— В знак протеста против этого британское правительство отзывает меня в Лондон для консультаций до тех пор, пока не будет восстановлена независимость Латвии, Литвы и Эстонии.
Скатертью дорога, мистер Керр! Отзыв посла — это ещё даже не разрыв дипломатических отношений. И уж тем более — не объявление войны. А «градус» дипломатических отношений между двумя странами и без того уже опустился до точки замерзания.
Но вслух Вячеслав Михайлович произнёс не это, а протокольные слова о том, что Прибалтика входит в состав СССР, и это не обсуждается.
Фрагмент 7
13
Какие знакомые названия на карте! Лесная Левая, Лесная Правая, Хвояновский ров. А начштаба батальона старший лейтенант Акиншин талдычит про то, чтобы Юдин тщательно изучил район предстоящей операции. Упрямый, как татарин.
— Судя по фамилии, были у меня татары в предках, — смеётся на такое замечание Владимир Васильевич. — Нас же, Акиншиных, под Саратовом две деревни. Так при переписи двадцать шестого года одну деревню русскими записали, а другую татарами, хотя все родня друг другу.
— Ты пойми, Володя: все эти речки да хутора — условные обозначения на листе бумаги для тебя. А я от сих и до сих всё вот этими ножками протопал, — тычет в карту пальцем Виктор. — А то и вот на этом пузе прополз.
Старший лейтенант неплохо повоевал в прошлом, сорок втором году. Орден Красной Звезды на груди. И после госпиталя его в качестве поощрения «за проявленные мужество и героизм» перевели в гвардию. Но родом из степных мест, да и воевал на Украине, так что лес для него, пардон за каламбур, тёмный лес. Особенно — такой, как Беловежская пуща.
— И всё равно, Виктор, изучи карту. Я по собственному опыту знаю: карта позволяет представить картину полнее, шире.
На «ты» они только без посторонних, а «при людях» всё строго по уставу: «товарищ гвардии капитан, товарищ гвардии старший лейтенант», «вы».
— Да понимаю я. Воспоминания просто нахлынули…
Ох, тяжёлые воспоминания об оборонительных боях 49-й стрелковой дивизии, об отступлении на восток её вот этими лесами. И если основные силы дивизии, получившей за те бои наименование гвардейской, хотя бы отступали вместе, то ему, тогда ещё младшему политруку, заместившему взводного Игоря Ларионова, теперь тоже штабиста полкового уровня, пришлось проделать часть пути от Хвояновского рва до Лесной Левой в одиночку. Прячась под кустами и ночами обходя деревни, чтобы не нарваться на немцев или их прислужников.
Одно светлое пятно в тех воспоминаниях — Магда, ставшая его первой женщиной, женой, матерью его сына. А скоро станет и матерью второго ребёнка: убеждена она на том, что их семья со временем должна стать самой настоящей «семь я»: двое родителей и не меньше пяти детей. «Война эта — такая страшная, столько людей сгинуло и ещё сгинет. Детей после неё надо рожать столько, сколько получится», — пишет она ему в письмах из Москвы.
Единственное, что не одобряет у своей законной супруги бывший политработник, в силу обстоятельств ставший пехотным командиром, это её набожность, её упоминая о том, что она опять молилась о Викторе перед Святой Девой Марией, особо почитаемой поляками. Но с недавних пор Советское правительство перестало преследовать религию, и жена-католичка, не скрывающая религиозных убеждений, уже не «грех» для красного офицера и коммуниста. Да и, как выразился когда-то кто-то из «людей будущего», тогда ещё называвшихся «добровольцами», на войне нет неверующих.
Пожалуй, верно подмечено, поскольку Юдина и самого, порой, подмывает перекреститься, когда попадает в самую «мясорубку» боя. Потом одёргивает себя, стыдит, но с фактом ведь не поспоришь: действительно не раз подмывало.