И от этой примитивной конструкции врагу не поздоровится: модификация с индексом «К» снабжена так называемой кассетной боевой частью. То есть, выбрасывающей на небольшой высоте несколько небольших бомбочек, которые, в свою очередь, взрываются и поражают живую силу и технику (включая легкобронированную) целым градом стальных шариков, роликов или кусочков металла иной формы. За счёт того, что перерываются зоны поражения не только таких бомбочек, но и десятков выпущенных за одни залп реактивных снарядов, в чистом поле или неперекрытой траншее уцелеть почти невозможно.
Танки 23-й бригады после такого удара действительно не встретили сопротивления на линии вражеских траншей. Даже противотанковая артиллерия, как и у советских войск, размещённая на опушке леса, южнее хутора Бжезины, по которой прилетело несколько М-13К, почти не беспокоила. Первое организованное сопротивление они встретили только на подходах к леску, примыкающему к железной дороге с юга. Именно в нём прятались немецкие танки и самоходки.
Огонь был очень плотный, и сразу же начались потери. Но у 23-й танковой было преимущество не только в качестве машин с их наклонной бронёй, но и в количестве.«Железку» перерезали к середине дня, взяли станцию и прилегающую к ней деревню со смешным названием Попель, «Сопля» по-немецки. Но ни о каком дальнейшем развитии успеха речи уже не шло: немцы очень быстро отреагировали и полезли со всех сторон. От станции Малашевиче, на которой до войны у немцев был таможенный пост осмотра железнодорожных составов, прибывающих из Советского Союза, вдоль железной дороги от Хотылува, где разгружались прибывающие с запада резервы, по дороге от Пищаца, по которой двигалась какая-то войсковая колонна… А на следующий день — и с севера, через лес со стороны шоссе, соединяющего Брест и Варшаву.
Ослабить натиск на Тересполь и плацдарм в целом, конечно, удалось. Но эти бои у станции Добрынка, длившиеся до середины ноября, совершенно обескровили бригаду. И снова пришлось отступать. Через ту самую понтонную переправу близ населённого пункта Прилуки, уже ставшего прифронтовым. Взрывая неисправную технику и прощаясь с оружием, служившим до «гибели» верой и правдой.
Именно так пришлось поступить с «Васильком» Кудина, которому осколками вражеского снаряда исковеркало откатник и подвеску. Граната Ф-1 в ствол и… Прощай, друг! Извини, но нет возможности загрузить тебя в кузов какой-нибудь машины, чтобы вывезти в «оружейный госпиталь».
Более или менее стабилизировать ситуацию на плацдарме удалось только в начале декабря. Да и то он ужался до двенадцати километров в длину и шести в глубину. Бригада же, отведённая на восточную окраину Бреста, активно пополняется техникой и личным составом, и Вячеславу снова приходится сбиваться с ног, обучая пополнение. Правда, теперь он в глазах не только своих ровесников, но и мужиков постарше, прибывших в роту, выглядит настоящим ветераном, заслуженным бойцом. На груди добавилась медаль «За отвагу», полученная за отличную поддержку войск огнём в сражении на плацдарме, и красная нашивка за ранение: в том самом бою, когда «погиб» его «Василёк», одним из осколков зацепила и Кудина. Но легко, он даже в медсанбат не пошёл. Перевязал плечо и встал к прицелу другого «самовара», расчёт которого тоже понёс потери.
Фрагмент 22
43
Как оказалось, выходцев из Германии в Аргентину путешествует не так уж и мало. Даже на пароходе, на который он «подсел» на острове Тенерифе, таких оказалось пятеро: Шульце-Шварц, семья инженера из трёх человек, до этого жившая в Севилье и работавшего на каком-то местном заводе, и некий «путешественник», ничего определённого о своём предыдущем роде занятий не сообщившего. Инженер получил предложение от аргентинского предпринимателя, а «путешественник» ехал «набраться впечатлений от патагонской природы».
За время болезни оберст сильно сдал, внешне постарел, и мало что напоминало в нём бывшего вояку. В отличие от «путешественника», в котором намётанный глаз человека, бОльшую часть жизни отдавшего военной службе, безошибочно угадывал бывшего (а может, и действующего) офицера. Тем не менее, Арнольд, как звали попутчика, никакими иными способами принадлежности к армейской касте не проявлял, весь путь до Буэнос-Айреса ведя беззаботную жизнь: волочился за симпатичными пассажирками, гулял с ними по палубе, дегустировал напитки в баре. А когда пароход добрался до пункта назначения, одним из первых сошёл с небольшим багажом на берег и растворился в столичном многолюдье. Шульце же, багаж которого тоже составлял единственный небольшой чемодан, не спешил, протянув время до того момента, когда поток пассажиров на трапе почти иссякнет: гостиницу он забронировал по телеграфу ещё из Санта-Крус-де-Тенерифе, а количество такси рядом с портом практически не уменьшилось.