О'Коннор Фрэнк
Немыслимый брак
Фрэнк О'Коннор
Немыслимый брак
Перевод Н. Рахмановой
Только почти добравшись до тридцати, Джим Грэм осознал, какую шутку сыграла с ним жизнь. До тех пор он жил, как и всякий молодой человек, не очень-то замечая, что она его надувает. Отец его умер десять лет назад. Джим, служивший бухгалтером в продуктовом магазине, после смерти отца взял на себя обязанности главы семьи, а мать, живая, добросердечная женщина, вела для него хозяйство так, как это умеют одни матери. Они продолжали жить в том же доме, в котором она поселилась, когда выходила замуж, - в большом, просторном, несуразном строении в пригороде, и выплачиваемой ими аренды с трудом хватало на ремонт. Джим никогда не был застенчив с девушками, но, по его мнению, ни одна из тех, кого он знал, ни в какое сравнение не шла с его матерью, и он, незаметно для себя, постепенно превращался в типичного, всем довольного старого холостяка, который, возможно, еще надумает, а скорее уже и нет, завести годам к сорока пяти собственную семью. Мать, естественно, баловала сына, и, как это водится с единственными детьми, его мучила совесть из-за того, что он охотно этим пользуется. Но избалованность - то бремя, которое большинство мужчин способны нести, не испытывая особых затруднений.
Наконец в одно воскресенье ему довелось прогуляться по морскому побережью Кроссхейвена с девушкой, которую звали Эйлин Клиери и которая жила в одной с ним части Корка, хотя он никогда прежде ее не замечал. Она была не из тех девушек, что приковывают к себе всеобщее внимание, хотя вполне хорошенькая, с тонким лицом, освещавшимся прелестной улыбкой, со светлыми, отсвечивавшими золотом волосами. Он попытался было заигрывать с ней и был удивлен и даже несколько обижен, когда она мгновенно дала ему чуть ли не ожесточенный отпор. Она с самого начала не показалась ему ветреницей, но и недотрогой - тоже.
И самое любопытное, что, судя по всему, он ей понравился, она даже условилась с ним о новой встрече.
В следующий раз они сидели в нише на прибрежных скалах, и Джим повел себя настойчивее. К его удивлению, она расплакалась. Он был раздосадован, но изобразил обеспокоенность, которой не испытывал. И когда она увидела, что он огорчен, она выпрямилась и улыбнулась, хотя по щекам ее продолжали струиться слезы.
- Это не потому, что мне неприятно, Джим, - сказала она, вытирая слезы и сморкаясь в смехотворно крошечный платочек, - мне только неприятно думать про это.
- Да почему же, Эйлин? - с легкой насмешкой спросил он.
- Понимаешь, я у мамы одна, и мне надо о ней заботиться, - пояснила она, все еще всхлипывая.
- И я у мамы один, и мне тоже надо о ней заботиться, - с торжеством заявил Джим и громко расхохотался над абсурдностью такого совпадения. - Ну и парочка же мы с тобой! - добавил он с горьким смешком.
- А ведь и верно, - сказала Эйлин, смеясь и плача одновременно. Затем она положила голову ему на грудь и больше не противилась.
Надо сказать, что во всех книгах на любовную тему взаимное тяготение описывается сходным языком: загорелая мужская грудь и роскошные женские формы, но в действительности они мало что значат. На самом деле редко упоминаемый, но наиболее могучий фактор - это людское одиночество. Женщины познают его раньше мужчин, и Эйлин оно уже было знакомо. У Джима, перед которым эта проблема в таком виде еще не вставала, все же хватило проницательности предвидеть, что оно ждет и его. И теперь, сидя на скалах над гаванью и любуясь сверху десятками парусных лодок, направлявшихся в Каррабини, они поняли, что влюблены друг в друга, и влюблены еще сильнее оттого, что положение их было столь очевидно безнадежным.
После этого они встречались в Корке регулярно каждую неделю, гуляли или шли в кино, если мешал дождь.
Делали они это, как свойственно единственным детям, тайком, пускаясь на всевозможные уловки, которые очень веселпли тех, кто об этом знал. Как-то вечером одна девушка, переходя через Нью-бридж, заметила Джима Грэма, а когда дошла до второго моста, то там, к своей потехе, увидела Эйлин.
- Простите, что я вмешиваюсь не в свое дело, мисс Клиери, - сказала она, - но если вы ждете мистера Грэма, то он стоит у другого моста.
Эйлин не знала, куда девать глаза, она покраснела, рассмеялась, а потом сжала руки и, выговорив: "Ох5 спасибо вам, спасибо!" - бросилась бежать со всех ног.
Так вот они и встречались, за несколько миль от дома, и все оттого, что их преследовало чувство вииы. Им было больше жаль своих матерой, чем себя, и они изо всех сил старались скрывать свою ужасную тайну, инстинктивно догадываясь о том страхе перед одиночеством и старостью, какой испытывают женщины, чьи дети выросли, а мужья умерли. Быть может,-их догадливость заводила их слишком далеко и они преувеличивали этот страх, сгущали краски.
Миссис Грэм, у которой разведывательная служба была поставлена лучше, чем у миссис Клнери, первая заговорила об их секрете.
- Я слыхала, ты в большой дружбе с девушкой из Кросса по фамилии Клиери, - заметила она однажды вечером со сдержанным упреком.
Джим в это время брился у двери, выходившей во двор. Он вздрогнул, но обернулся с насмешливым видом, однако она вся ушла в свое вязанье, как и всегда, когда не хотела смотреть ему в глаза.
- Ну, давай выкладывай! - сказал он. - От кого ты это услышала?
- Почему бы мне не слышать, когда все соседи об этом говорят? ответила она, избегая прямого ответа.
Она не любила открывать свои маленькие тайны. - Может быть, ты приведешь ее как-нибудь вечерком к нам?
- А ты не против?
- Почему же мне быть против, дитя? Часто ли у нас бывают гости?
И это тоже была одна из ее любимых выдумок: никого-то она не видела, пи с кем не разговаривала, однако буквально каждый шаг Джима рано или поздно становился ей известен.
Как-то вечером он привел Эйлин к чаю, и, хотя она нервничала и слишком много хихикала, он заметил, что мать сразу же прониклась к ней симпатией. Миссис Грэм обожала сына, но в то же время она всегда мечтала иметь дочь, чтобы было с кем поговорить так, как не поговоришь с мужчиной. Вскоре Эйлин почувствовала, что ей и вправду рады, смущение ее прошло, и они с миссис Грэм всласть посудачили о том, что их обеих интересовало, - Да-а-а, Динни Мёрфи был ей никудышным мужем, - мрачным тоном произносила мать Джима, имея в виду какой-то объект благотворительности в их округе.
- Нет, что вы, что вы, миссис Грэм, - быстро возражала Эйлин и в своем увлечении разговором клала ладонь поверх руки миссис Грэм. - Бедный Дипни был далеко не худшим.
- Ну, вы подумайте! - миссис Грэм роняла вязанье на колени и устремляла на Эйлин трагический взгляд. - А ведь чего только про него не говорили! Ну не злые ли языки у людей, Эйлин?
- Далеко, далеко не худшим, - повторяла Эйлин, качая головой. Конечно, он выпивал, но кто из них не выпивает, скажите вы мне?
А Джим молчал и улыбался, слушая, как голос Эйлин, молодой, энергичной, умной, сливался с голосом его матери в едином и гармоничном звучании объединившей их жажды посудачить. Миссис Грэм пе отпустила ее просто так: сперва она взяла с нее обещание приходить еще, деликатно намекнув на свою затворническую жизнь - мол, она отрезана от мира и ничего-то не слышит и не знает. Она привыкла к посещениям Эйлин и всерьез обижалась, если та пропускала неделю. Конечно, какая же она компания для веселой молодой девушки, говорила она с безмерной кротостью...
Затем наступил черед миссис Клиери. Она могла прослышать о визитах Эйлин к Грэмам и расстроиться; с другой стороны, ее в равной степени мог расстроить неожиданный приход Джима. Поэтому Эйлин пришлось подготовить мать и прежде всего объяснить про домашние обстоятельства Джима, чтобы мать не подумала, будто он имеет на Эйлин какие-то виды. Клиери существовали лишь на то, что зарабатывала Эйлин, - пенсия, которую получала ее мать, была грошовой.
Жили они в маленьком домике на холме недалеко от дороги; он состоял из общей комнаты, кухни, заменявшей им столовую, и двух спален в мансарде. Миссис Клиери была хитрая старушка с комичным мягким личиком. Она была обладательницей целого ряда болезней и, будучи глуховата, подолгу жаловалась на них громким хвастливым голосом. Она твердо клала руку на колено собеседника, чтобы тот не сбежал, и вперяла в камин отсутствующий взгляд, стараясь ничего не упустить при перечислении.