Я вдохнул поглубже и спросил доктора, знаком ли он с этой девушкой.
— Да, — просто ответил он, — но вы же понимаете, я не смогу вам ничего о ней рассказать. Профессиональная этика…
И я остался ни с чем. Доктор вернул мне фотографию и сел рядом со мной на скамью.
— Красивая девушка, — заметил он. — Похожа на куколку-кокэси. Что вы знаете о её инвизе?
— Да вообще-то ничего кроме того, что она зверски по нему скучает, — ответил я, убирая папку с фото в рюкзак. — А… А нельзя ли его как-то ей вернуть? Да-да, я уже понял, что инвизы — поганки ещё те, но если человек так скучает, то может, лучше пусть, а?
Высокий худой старик пристально рассматривал крытые жестью крыши и не торопился с ответом. А когда наконец заговорил, голос его был скрипуч, будто заржавел от тех слов, которые нужно было произнести.
— Нет, не пусть. И нет, они не возвращаются. Ушли они сами, или их затвайсили номокаром — инвизы не возвращаются. Никогда.
— Понятно, — нарочито бодро откликнулся я, хотя на душе у меня кошки скребли, — тогда давайте вернёмся к вопросу о номокаре, которым можно это самое… затвайсить.
— Хорошо, — согласился он, а я приготовил блокнот на пружинке. — Итак. На чём мы остановились… Ах да. Прибор был придуман группой учёных, в которую входили как технари, так и медики. Эти люди основали компанию «Nomokar Inc», владеющую эксклюзивными правами на технологию. Первая модель была похожа на классический полароид, у ваших родителей наверняка был такой. Знаете, такая небольшая камера с встроенной кассетой для фотобумаги и реактивов? Наводите фокус, снимаете, и через минуту вам в руки выщёлкивается квадратная фотография, ещё влажная от закрепителя.
Я кивнул. Конечно, я знаю, как выглядит полароид. Мой отец (как и я) обожает фотографировать, и у него в комнате даже есть специальный шкаф для самой разной фототехники.
— Превосходно. Так вот первый номокар выглядел примерно так же. И пользовались им аналогично. Следовало навести объектив на инвиза, удерживать его в фокусе несколько секунд, а затем из печатающего устройства появлялся номо-имидж с изображением. Должен заметить, я понятия не имею, что конкретно происходит в этот момент. Принцип действия номокара является промышленным секретом компании, и этот секрет охраняется самым тщательным образом. Однако действует номокар безотказно: инвиз, номо-имидж которого удалось получить, исчезает бесследно.
— Это и называется «затвайсить»? — уточнил я, торопливо чиркая карандашом по бумаге.
Рисунок в блокноте: пушистый зверёк, обнимающий огромный торт, перечёркнут жирным крестом. К зверьку крадётся чёрный ниндзя со свирепым лицом и неким навороченным устройством в руках. Это большая коробка, утыканная многочисленными антеннами, которые делают её похожей на квадратного дикобраза. В центре колючего кубика красуется тарелка мини-радара с изображением Весёлого Роджера.
Доктор заглянул в блокнот и покачал головой. Взял у меня карандаш и в несколько штрихов обозначил обычную фотокамеру.
— Да. В официальных отчётах обычно пишут «пройти твайс-инвиз процедуру», то есть как бы сделать невидимое невидимым дважды, но на профессиональном сленге это звучит как «затвайсить». Знаете, во времена, когда фотография была только изобретена, некоторые люди отказывались позировать, потому что боялись, что их душа будет похищена. С людьми этого, к счастью, не происходит. А вот с инвизами именно это и случается: от них остаётся лишь изображение на кусочке картона. Иногда смазанное, расплывчатое, иногда чёткое, но качество изображения никак не влияет на результат: инвиз навсегда исчезает из нашей реальности.
Здесь он притормозил, будто что-то припоминая, потом провёл морщинистой, в коричневых пятнышках рукой по своим безупречно уложенным волосам и закончил мысль:
— Так вот… Инвиз исчезает, будто кусочек картона намертво перегораживает ту прореху между мирами, в которую он сначала так легко проскальзывал.
Доктор рассказывал, не торопясь, а я открыл новую страницу блокнота и начал снова рисовать. Через некоторое время мне стало ясно, что это набросок профиля Митико, которую я видел только на фотографии и только анфас. Ну, фантазии мне не занимать, справлюсь и с профилем. Кстати, я понимаю, почему доктору показалось, что она похожа на сувенирную куколку: нюансы азиатской внешности для европейцев неразличимы, для меня же её внешность была одновременно и привычной, и милой. Митико — милая, подумал я, и занялся контуром её лица. Вопросы, впрочем, задавать не забывал. Раз уж доктор сменил гнев на милость и разрешил мне время от времени его перебивать.