— То есть дети, решение за которых приняли их родители, попадают к вам, не так ли?
— Ну, я уже почти не практикую. Но вы правы, некоторые психологи сотрудничают с компанией и работают с её клиентами, направленными на терапию. Иногда проходят годы, прежде чем человек осознает, что история, приключившаяся с ним в детстве, всё ещё влияет на него. Поэтому случается, что работать нужно со взрослым. В принципе, опытному психологу не обязательно быть специалистом по инвизам и номокарам, достаточно уметь работать с зависимостью. Хотя, конечно, инвиз-зависимость имеет свою специфику.
Ничего себе! Эта история нравилась мне всё меньше. Я отложил в сторону блокнот с незаконченным портретом, встал и отошёл к стеклянному ограждению. Теперь настала моя очередь стоять там, глядя на далёкий подъёмный кран, который медленно поворачивал стрелу с подвешенным к ней грузом. Доктор молча сидел на скамье, и краем глаза я видел, что он наблюдает за мной. Ладно, пробормотал я себе под нос, давай-ка попробуем проиграть эту ситуацию на собственной шкуре. Предположим, в один странный день у меня появился воображаемый друг. Плюшевый и кавайный. Скажем, Чеби.
У нас в семье их целых два: мне папа купил белого (кто бы сомневался!), а Четвёртой — розового. В те годы отделы игрушек ломились от всевозможных чеби всех мастей и размеров. Старшие сёстры утверждали, что они слишком взрослые, чтобы поддаваться чебимании. Ага, так я и поверил. Будто я не слышал, как Вторая ворковала с розовым, пока Четвёртая не видела — уруру, чебуращика. Так или иначе, в нашем с Четвёртой детстве Чеби был нашей любимой игрушкой. И если представить на минутку, что какому-то инвизу захотелось бы подчинить меня себе, лучшего образа и представить было бы нельзя. Чеби был моим героем лет до двенадцати, и лишь позже на смену его детским приключениям пришёл суровый Синий Кролик с его рубиновым глазом. Эх, если бы у меня в друзьях был настоящий, а не плюшевый Чеби, с которым можно было бы разговаривать обо всём на свете! Когда дом буквально набит девчонками, даже самыми клёвыми на свете, иногда хочется, знаете ли, поговорить с кем-то о сугубо мужских делах.
И вот, предположим, тусуюсь я с Чеби, и это настоящая дружба, и он рядом каждый день… И вдруг трах-бах, он без объяснений исчезает. Просто раз — и нету. Как сильно я бы расстроился? Я прислушался к себе и понял, что я бы не просто расстроился — я бы взбесился, разозлился, всё, что угодно, но только не «расстроился». И вряд ли даже страховка «Номокар Стандарт Плюс» помогла бы. А ведь у Митико, я уверен, инвиз был таким же няшным, как мой Чеби, как она сама… Я повернулся к доктору.
— Что происходит после того, как все необходимые формальности соблюдены?
Доктор вздохнул и ответил после короткой паузы, в течение которой мы смотрели друг на друга, как люди, которые сидят рядом в очереди на удаление нижней восьмёрки.
— После этого выдаётся лицензия на использование номокара и назначается дата твайс-инвиз процедуры. Охотник выслеживает инвиза и фиксирует его. Инвиз переходит на номо-имидж и больше никогда не объявляется в нашей реальности. На номо-имидже обязательно указывается серийный номер номокара и регистрационный код Охотника. За этим компания особенно строго следит.
— А куда девается номо-имидж? — я представил себе горы бумаги, которые сопровождают весь этот процесс. Стеллажи, уходящие под потолок, и тысячи цветных изображений в прозрачных папках.
— Копию подшивают в архивную папку, а оригинал отдают ребёнку, дружившему с инвизом. Это значимый и важный момент. Теперь ребёнку нужно «отпустить» инвиза, попрощаться с ним. И он сам должен решить, что делать с этим изображением. Бывает по-разному: кто-то хранит его в комоде на чердаке, а кто-то предпочитает держать его при себе.