Стало рассветать.
Идёт девушка дальше, спотыкается, о пни-колоды ушибается. Роса косу покрыла, руки заледенила.
Вдруг скачет другой всадник — сам красный, на коне красном, сбруя на коне красная.
Взошло солнце. Приласкало Василису, обогрело девушку и росу на косе высушило.
Целый день шла Василисушка. К вечеру вышла на полянку.
Смотрит — изба стоит. Забор вокруг избы из людских костей. На заборе черепа человеческие, вместо ворот — ноги человечьи, вместо запоров — руки, вместо замка — острые зубы.
Обомлела девушка, встала как вкопанная. Вдруг едет всадник чёрный, на коне чёрном, сбруя на коне чёрная. Доскакал до ворот и пропал, как сквозь землю провалился.
Ночь настала.
Тут у всех черепов на заборе глаза загорелись, стало на поляне светло, как днём.
Задрожала Василиса от страха. Ноги не идут, от страшного места не несут.
Вдруг слышит Василиса — земля дрожит, ходуном ходит. Это Баба-яга в ступе летит, пестом погоняет, помелом след заметает. Подъехала к воротам да как закричит:
— Фу-фу-фу, русским духом пахнет! Кто здесь есть?
Подошла Василиса к Бабе-яге, поклонилась ей низёхонько, говорит ей скромнёхонько:
— Это я, бабушка, меня мачехины дочки к тебе за огнём прислали.
— Так, — говорит Баба-яга, — твоя мачеха мне родня. Ну, что ж! Поживи у меня, поработай, а там видно будет.
А потом как крикнет громким голосом:
— Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь, ворота мои широкие, отворитесь!
Отворились ворота, Баба-яга въехала, Василиса вслед вошла. У ворот растёт берёзка, ладит девушку исхлестать.
— Не хлещи, берёзка, девушку! Это я её привела, — говорит Баба-яга.
У дверей лежит собака, ладит девушку искусать.
— Не тронь её, это я её привела, — говорит Баба-яга.
В сенях кот-воркот ладит девушку исцарапать.
— Не тронь её, кот-воркот, это я её привела, — говорит Баба-яга.
— Видишь, Василиса, от меня нелегко выбраться: кот исцарапает, собака искусает, берёза глаза выбьет, ворота не откроются.
Зашла Баба-яга в избу, на лавке растянулась.
— Эй, девка-чернавка, подавай еду!
Выскочила девка-чернавка, стала Бабу-ягу кормить: котёл борща, да ведро молока, да двадцать цыплят, да сорок утят, да полбыка, да два пирога, да квасу, мёду, браги без счёту.
Всё съела Баба-яга. Василисе только краюшку хлеба дала.
— Ну, — говорит, — Василиса, возьми вот мешок пшена, да по зёрнышку перебери, да всю чернушку выбери, а не сделаешь — я тебя съем.
Тут Баба-яга и захрапела.
Взяла Василиса хлеба краюшку, положила перед куколкой, да и говорит:
— Куколка, голубушка, хлеба покушай, моего горя послушай! Тяжёлую мне дала Баба-яга работу. Грозится меня съесть, если я всего не сделаю…
А куколка в ответ:
— Ты не плачь, не тужи, лучше спать ложись: утро вечера мудренее.
Только Василиса заснула, кукла и закричала: — Птицы-синицы, воробьи и голуби, сюда прилетайте, от беды Василису выручайте!
Слетелось тут птиц видимо-невидимо. Стали пшено перебирать, стали громко ворковать, зёрнышки — в мешок, чернушки — в зобок. Да всё пшено по зёрнышку перебрали, от чернушки очистили.
Только дело сделали, проскакал мимо ворот белый всадник на белом коне. Рассвело.
Тут проснулась Баба-яга, Василису спрашивает:
— Что, работу сделала?
— Всё готово, бабушка.
Рассердилась Баба-яга, — говорить-то нечего!
— Ну, — ворчит, — я сейчас на добычу полечу, а ты возьми вон мешок, там горох, с маком смешанный, всё по зёрнышку перебери, на две кучи разложи. А не сделаешь — я тебя съем.
Вышла Баба-яга на двор, свистнула, — подкатила к ней ступа с шестом.
Проскакал красный всадник. Солнце взошло.
Села Баба-яга в ступу, выехала со двора, пестом погоняет, помелом след заметает.
Взяла Василиса хлебца корочку, накормила куколку и говорит:
— Пожалей меня, куколка-голубушка! Помоги мне.
Крикнула куколка звонким голосом:
— Прибегайте, мыши, — полевые, домовые, амбарные!
Набежало мышей видимо-невидимо. В час мыши всю работу сделали.
К вечеру собрала девка-чернавка на стол, стала Бабу-ягу ждать. Проскакал за воротами чёрный всадник. Ночь пала. У черепов глаза загорелись, затрещали деревья, зашумели листья, — едет Баба-яга, костяная нога.
— Ну, что, Василиса? Работа сделана?
— Всё готово, бабушка.
Рассердилась Баба-яга, а сказать-то нечего.
— Ну, коли так, иди спать, и я сейчас лягу.
Пошла Василиса за печку и слышит — Баба-яга говорит:
— Ты, девка-чернавка, печь разожги, огонь размечи, я проснусь — Василису зажарю.