— Дозволь мне, царица, тебе новый пирог испечь.
Делать нечего. Дала царица Елене Премудрой всякого припасу. У Елены Премудрой в час пирог поспел. Поблагодарила её царица, дала ей милостыню. А Елена Премудрая и говорит:
— Дозволь мне, царица-матушка, у дверей постоять, на пир поглядеть.
— Ладно, стой! — говорит.
Вот стали жениха с невестой поздравлять, стали пирог разрезать. Вылетели из пирога два голубка.
— Поцелуй меня, — говорит голубь голубке.
— Нет, — говорит голубка, — я тебя поцелую, а ты меня позабудешь, как позабыл Иван-царевич Елену Премудрую.
И в другой раз говорит голубь голубке:
— Поцелуй меня!
— Нет, я тебя поцелую, я тебя пожалею, а ты меня забудешь, как забыл Иван-царевич Елену Премудрую.
Тут вспомнил Иван-царевич Елену Премудрую, по сторонам поглядел, у дверей её увидал. Вскочил из-за стола, взял её за руки белые, к отцу с матерью подвёл и говорит:
— Вот моя жена Елена Премудрая! Она меня спасала, она меня выручала.
Царь ему отвечает:
— Ну, если есть у тебя такая жена, честь тебе и слава на долгую жизнь.
У царей не пиво курить, не мёд варить, — собрали пир да за свадебку.
Стали Иван-царевич и Елена Премудрая жить-поживать да добра наживать, да лихо избывать.
МЕДНЫЙ ЛОБ
ил-был царь на царстве, государь на государстве. Жена у него была красавица. Вот родила она сына. Бабка снесла царского сына в баню и говорит потом отцу:
— Сынок у тебя крепкий, будет проворный человек. Только гляди за ним в оба.
— Ну, ладно, хорошо!
Подрос царевич, а отец его ни на шаг от себя не отпускает. И на совет с ним, и на пир с ним, и на охоту с ним.
Вот раз поехали они на охоту. Стали за оленем гнаться, а царевич с лошади упал. Лежит под кустом, отца зовёт.
И вдруг слышит:
— Не плачь, сынок, не тужи, сынок, отец близко.
Обернулся царевич и видит: стоит под деревом большущий человек — медный лоб, оловянное брюхо. Тут отец наехал, к сыну подбежал, на руки его взял. А царевич ему и говорит:
— Погляди, батюшка, стоит под кустом большой человек — медный лоб, оловянное брюхо!
Царь глянул да быстрой рукой бросил на человека шёлковую петлю. Завязал его, закрутил его, слуг созвал.
Захватили человека, привезли во дворец, посадили в золотую клетку.
Все стоят, на него смотрят, любуются. А он на царевича поглядел и говорит:
— Эх, сынок, я тебя пожалел, а ты меня в неволю отдал. Не будет тебе добра за злое дело.
Ну, царевичу совестно стало. Да уж дело сделано.
Вот на другой день послал царь гонцов в соседнее царство, иностранное государство. Приезжайте, дескать, ко мне, смотреть чудо-чудное: большого человека — медный лоб, оловянное брюхо.
Стали к нему люди звания разного из чужих царств-государств собираться. А тут к вечеру бегал царевич по двору, пускал из лука золотую стрелу. И залетела стрела к медному человеку в клетку.
Стал царевич молить-просить:
— Большой человек — медный лоб, оловянное брюхо! Дай мне мою золотую стрелу.
Медный лоб ему на ответ:
— Открой золотую клетку, выпусти меня на волю. Отдам тебе золотую стрелу.
Тут царевич, не долго думая, открыл золотую клетку, выпустил медного человека.
Только его и видели.
Повёл царь гостей медного человека глядеть. А его и след простыл. Стали гости над царём смеяться:
— Обманул ты нас! Всё про чудище выдумал!
Рассердился царь, разгневался. Стал искать, кто медного человека выпустил.
Видала это девушка-чернавушка и говорит царю:
— Не вели меня казнить, вели слово вымолвить. Видала я из поварни, как царевич медного человека на волю выпустил.
Рассердился царь, разгневался пуще прежнего. И велел сына из своего царства прочь прогнать.
Идёт царевич, горькими слезами плачет. Он день идёт и другой идёт. Одежда на нём поизорвалась, обувка на нём поистрепалась.
Пришёл он в соседнее царство. Пошёл к царю. Стал работы просить.
Не берут его во дворец, не берут его в царские палаты, а взяли его на скотный двор. Повелел ему царь коней пасти.
Погнал царевич коней в поле. Стало ему горько, стал он коней по гривам гладить, а сам плачет, так говорит:
— Ах, медный лоб, медный лоб! Я тебе добро сделал, и я из-за тебя конюхом стал.
Только сказал, — видит, что кони головами мотают, в одну сторону шеи гнут. Глядит, а у коней гривы медными стали.