Пришёл он в соседнее царство. Пошёл к царю. Стал работы просить.
Не берут его во дворец, не берут его в царские палаты, а взяли его на скотный двор. Повелел ему царь коней пасти.
Погнал царевич коней в поле. Стало ему горько, стал он коней по гривам гладить, а сам плачет, так говорит:
— Ах, медный лоб, медный лоб! Я тебе добро сделал, и я из-за тебя конюхом стал.
Только сказал, — видит, что кони головами мотают, в одну сторону шеи гнут. Глядит, а у коней гривы медными стали.
Погнал он коней на царский двор. Поглядел царь на коней, удивился и думает:
«Не простой человек у меня коней пасёт».
На другой день повелел ему царь коров пасти. Пасёт царевич коров, горько плачет, коров обнимает.
— Коровушки мои, бурёнушки, сделал я добро медному человеку, из-за чего пастухом стал.
И видит царевич, что у коров золотые рога выросли.
Погнал царевич коров домой. Поглядел царь на золотые рога и думает:
«Не простой человек у меня коров пасёт».
На другой день повелел ему царь свиней пасти. Пуще прежнего заплакал царевич.
— Свинки мои, свинки, серые щетинки! Сделал я добро медному человеку, из-за него свинопасом стал.
Поглядел на свиней, а у свинок золотые щетинки, на каждой щетинке по жемчужинке.
Погнал он свиней во дворец. Тут царь совсем призадумался. Позвал он к себе пастуха и спрашивает:
— Ты что за человек такой? Не простой ты человек, не простой свинопас.
А царевич отвечает:
— Не простой я человек, не простой свинопас. Я — сын царя, но отец меня прогнал за то, что я большого человека — медный лоб, оловянное брюхо — из клетки выпустил.
— Знаю я, знаю, — царь говорит.— Слыхал… Мне про такое дело рассказывали.
Взял его царь к себе во дворец, обул, одел, причесал. На своей царевне женил. А царевне это не нравится.
— Может, он и был царским сыном, а для меня он пастух, простой мужик. Не хочу я с мужиком век вековать.
Позвала она к себе верных слуг и велела ночью царевича связать, на край царства отвести, в дремучем лесу бросить. Сказано — так и сделано.
Бродит царевич по дремучему лесу, льёт горючие слёзы, плачет, приговаривает:
— Большой человек — медный лоб, оловянное брюхо, — я тебе добро сделал, из клетки выпустил, а ты меня погубил!
Только сказал, стал перед ним большой человек — медный лоб, оловянное брюхо. И говорит:
— Я тебя, царевич, сгубил, я тебе и помогу! Иди по правой тропе, на зелёный луг, увидишь там две яблони. Попробуй с каждой яблони по яблоку, а дальше сам смотри, да не плошай!
Только сказал и с глаз исчез.
Пошёл царевич по правой тропе. Дошёл до зелёного луга, увидел две яблони. Сорвал с одной яблони яблоко, откусил его, съел до конца. Чует — голове его тяжело стало. Подошёл к ручью, в воду поглядел. Видит — у него рога оленьи выросли. И встать тяжело, и сесть тяжело, и не лечь никак. Пуще прежнего царевич расплакался.
Стал по лесу бродить, громким голосом вопить.
К ночи голодно ему стало. Подошёл он к другой яблоне, не выдержал, сорвал яблоко, съел его. Чует — голове его легко стало. Подошёл к ручью, поглядел. И рогов у него на голове нет. И сам он стал такой молодец, такой удалец, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Тут он всё смекнул, нарвал одних яблок полный карман, да других в другой карман наложил и в путь отправился.
Долго ли, коротко ли, — скоро сказки сказываются, да не скоро дело делается, — пришёл он обратно в тот дворец, где пастухом был.
Купил корзиночку, положил в неё яблоки; Ходит по двору, покрикивает:
— Набегайте, девушки-красавицы, покупайте яблоки румяные!
Выбежала из царевнина терема девка-чернавка. И губаста, и броваста, и нос кривой.
— Дай, купец-торговец, на грошик яблочек.
Дал ей царевич яблочко.
Съела девка-чернавка яблоко, стала красавицей, словно лебедь белая. Побежала во дворец, от радости плачет, от гордости смеётся.
Увидела её царевна, вынимает ожерелье скатна жемчуга.
— Неси купцу, купи у него все яблоки!
Продал ей царевич других яблочек. Ухватила царевна яблоко, быстренько его скушала; чует — голове тяжело. Подбежала царевна к зеркалу. Думает, стала она красавицей, а глядит — у ней на голове оленьи рога. И стоять тяжело, и сидеть тяжело, и не лечь никак.
Закричала царевна, заплакала. Прибежали царь с царицей, няньки, мамки, лекари. Царь с царицей плачут, царевна рыдает, мамки, няньки от смеха прыскают.
Стали лекари царевну лечить. Что ни делают — рога пуще растут. Сделали царевне полочку. Сама на постели, рога на полке. Стала царевна девку-чернавку просить:
— Пойди, найди того купца, может, он меня вылечит.
Нашла девка-чернавка царевича. Пришёл он к царевне, покачал головой:
— Эх, царевна, царевна! Беда твоя велика. Верно, ты кого изобидела? Верно, зло кому-нибудь сделала?
Тут царевна растужилась, расплакалась:
— Изобидела я чужого молодца. Не хотела я с ним век вековать, повелела его в леса дремучие отвести. Верно, его съели там звери рыскучие, а мне теперь навеки за злое дело ответ держать.
А царевич её и спрашивает:
— А что бы ты сделала, коли бы жив был этот молодец?
Отвечает ему царевна:
— Я бы ему в ноги пала, прощения бы у него попросила, была бы ему век верной женой.
Тут царевич ей и говорит:
— Погляди-ка на меня получше. Не я ли твой суженый, не я ли у тебя коров пас, не я ли у тебя мужем был?
Узнала его царевна, соскочила с кровати, пала ему в ноги:
— Прости ты меня, муженёк! Буду я тебе верной женой.
Дал ей тогда царевич другое яблоко. Съела она его и стала красавицей пуще прежнего.
Стали они жить-поживать, добра наживать и теперь живут.
МЕДВЕДКО, УСЫНЯ, ГОРЫНЯ И ДУБЫНЯ
некотором царстве, в некотором государстве жили-были старик со старухой. Всего у них было вдоволь, а детей не было.
Вот раз старуха принесла с огорода репку и положила её в печь, чтобы распарилась. Старик из дому ушёл, старуха одна дома была, пряжу пряла.
Вдруг слышит старуха тоненький голосок:
— Открой, бабушка, тут жарко.
Испугалась старуха, поглядела в сени, — никого нет; вернулась в избу и опять слышит:
— Да открой же, бабушка, жарко мне!
И голос будто из печки несётся. Открыла бабка заслонку и видит — лежит в печке девочка, да такая хорошенькая, словно репка кругленькая.
Обрадовалась старуха, позвала старика; вытащили они девочку, вымыли её, высушили и назвали Репкой.
Растёт Репка не по дням, а по часам. Дед да баба на неё не нарадуются.
Вот выросла Репка в девушку, пошла в лес по ягоды и заблудилась. Идёт, идёт, глядь — стоит в лесу избушка. Зашла Репка в избушку, а там на столбе Медведь сидит, граблями спину чешет.
Испугалась Репка, а Медведь ей говорит:
— Не пугайся, девушка, я тебя давно жду. Мне хозяйка нужна, будешь у меня в тепле, в сытости жить, за мной, Мишенькой, ходить.
Как Репка ни плакала, как ни молила, Медведь её не отпустил.
Притащил Медведь сани, прицепил к потолку, лёг в сани, одеяльцем накрылся.
— Качай меня, Репка, прибаюкивай!
Репка его качает, слёзы льёт, прибаюкивает:
— Баю-бай, старое чудище!
— Не так, — говорит Медведь, — сказывай: «Баю-бай, милый друг».
Нечего делать, стала качать да приговаривать:
— Баю-бай, милый друг.
Так и прожила Репка у Медведя два года.
Раз Медведь ушёл далеко на охоту, а Репка замок сломала, из избушки убежала. Пришла к деду с бабкой, стала у них жить.